Глава первая. В которой случается грохот, и друзья пытаются понять, откуда он взялся.

Всё началось с ужасающего грохота.

Как будто от мира огромной белой лакированной кружки отломилась в чьих-то неловких руках ручка, и кружка эта со всем содержимым рухнула вниз. Может, разбилась, а, может, и нет.

Зверёк проснулся с мыслью: «Что может грохотать в таком мягком и пушистом мире?». С этой мыслью он перевернулся на другой бок и уткнулся носом в собственный живот. Если он покажет сейчас мордочку из норки, то, возможно, увидит, что мир вокруг раскололся на множество осколков. А зачем ему такие ужасы под утро? Портить такую прекрасную дрёму — ну уж нет!

Но ему больше не спалось. Грохот затихал вдали; кусочек эха завалился в трубу и не давал даже сомкнуть глаз.

Самая середина зимы уже давно миновала, воздух загрубел и оделся в корку морозца. Зверёк, как и многие другие зверушки в этот самый холодный месяц, впал в сонное состояние,  и целые дни проводил в норке. При таком раскладе он не прочь был вообще заснуть до весны, но Большой Сон что-то совсем про него позабыл. После того как море, словно огромная улитка, уползло в родные края, унося на себе островки смёрзшихся звёзд, снег успел выпасть уже три раза, и о потопе напоминали только клочки водорослей, свисающие кое-где с еловых лап.

Едва запахло рассветом, Зверёк отодвинул крышку от кастрюли, которая служила полом в его жилище, и спустился по дымоходу прямо в дом. Там уже не спали.

- Что это так грохотало? - спросил он у Призрака, отряхиваясь. С загривка и хвоста поднялись облачка сажи.

Прозрачный мужчина почесал бороду, думая, чихнуть ему или нет, но, в конце концов, решил, что сейчас не до таких глупостей.

- Понятия не имею. Но дети очень испугались. Томми провалился сквозь кровать.

Сэр Призрак был в синем в косую клеточку халате, из бороды торчал гребень, который мужчина, видимо, как раз пользовал, когда заявился Зверёк. Зеркало перед дверью всё ещё демонстрировало эту пышную бороду, хотя Призрак уже перед ним не стоял. Оно путалось, не понимая, как может несуществующий человек ходить, да ещё и расчёсываться. Недоумение это доходило до того, что иногда зеркало ни с того ни с сего вдруг начинало показывать вместо лица с седеющими волосами, бородой и глубокими складками морщин мордочку кролика.

Дети были уже на улице. Через окно было видно как Томми, который вышагивал вверх и вниз по стволу сосны и размахивал руками, что-то втолковывая стоящему под деревом и невидимому из дома брату. Они тоже обсуждали предутренний грохот — что ещё они могли обсуждать?

- Может, это он и грохотал? - сказал Зверёк.

- Не думаю, - улыбнулся мужчина. - Скорее ты услышал бы как падает снег. Мы же не существуем! Следовательно, нас не должно быть слышно.

Он два раза хлопнул в ладоши и Зверёк действительно ничего не услышал.

- Будешь завтракать?

- Не знаю, - сказал Зверёк. - Мне не даёт покоя этот грохот.

В его голове одновременно умещалось только что-то одно. Но при виде бутылки с молоком, которую Призрак достал из погреба, животик заурчал и вытеснил волнующую мысль о ночном пробуждении. Молоко в бутылке, в отличие от мужчины, издавало что-то вроде «буль-буль», и это были самые прекрасные на свете звуки.

- Мне тоже, - признался мужчина, хотя Зверёк уже вряд ли вспомнил бы так сразу, о чём сейчас шла речь. - У меня такое чувство, что  в мире что-то сдвинулось и сейчас находится не на своём месте. Вроде как если бы твоя правая и левая лапки вдруг поменялись  местами. Не сразу сообразишь, что не так, верно?

Во всяком случае, молоко осталось прежним — это Зверёк знал наверняка.

Через полчаса крыша дома подставила ему свой румяный бок. Здесь солнечно и тихо. Морозец потрескивал в усах, сугробы были настолько глубоки и пухлы, что хотелось вырыть в каждом из них по норе. Зверёк неуклюже вскарабкался на ветку примыкающего к крыше вяза. Такой способ путешествовать не очень-то был ему по душе, но единственная их лодка снова исполняла никому не нужную роль гнезда на верхушке ели.

Призрак снабдил Зверька важным заданием.

- Пробегись по лесу, поспрашивай знакомых зверушек и духов, - сказал он, внезапно обнаружив гребень в своей бороде и вернувшись к зеркалу. - Не слышали ли они чего, не видели ли странностей. Мне не нравится, когда под боком случаются странности более странные, чем я. Взять хотя бы ту историю с блуждающим морем и разговорчивыми рыбами...

Он подумал и прибавил:

- Может, правда, повода для беспокойства нет, и это всего лишь упал самолёт. Но проверить всё равно не мешает.

Конечно, перво-наперво Зверёк отправился за Ксёй. Кто кроме неё может так хорошо распутывать странности?

Погода резко поменялась. По Ручейному холму взад и вперёд гуляли ветры. Снег здесь стал твёрдым как земля, позёмка, словно сердитая змеюка, бросалась в глаза и морозила слюну в уголках рта. Кустики смородины стояли без снежных шапок и даже без единого сухого листа. Чтобы обмануть могучую невидимую силу,  отчаянным птахам, решившимся пролететь над холмом, приходилось лететь задом наперёд, а иногда даже кверху лапками.

Призрак говорил, что настал «холодный февраль». Что такое «февраль» лесные зверьки не знали, но что он холодный — сомнения ни у кого не вызывало. Шёрстка у Зверька стояла иголками в попытках уберечь тепло. Даже в самом слове «настал» чудилась какая-то страшная и беспросветная неотвратимость.

Но Кся, похоже, не испытывала никаких неудобств. Она развлекалась, катаясь туда и сюда по замёрзшему ручью и закладывая лихие виражи. За спиной у неё развевался настоящий парус. Одну из своих курточек Для Дождливой Погоды она натянула на раму из гибких веток, видимо, выплетенных временно из несуществующей вещи. Сама она была в пёстром коричнево-белом свитере с кузнечиками и шапке с помпоном. Кся связала их сама, используя пожертвованную сэром Призраком пряжу.

- Ю-хуу! - пропела она, лихо подъезжая к Зверьку. - Хорошего утра! Что ты такой грустный?

- Ммм... мм… - протянул Зверёк, напрасно пытаясь разлепить склеенные морозом зубки.

- Малодушный? Не расстраивайся, это совсем не страшно! Я бы предложила тебе попробовать прокатиться, но, боюсь, мой парус тебя не потянет, - она на секунду замерла, вслушиваясь в мычание Зверька (помпон на шапке вопросительно качнулся), и воскликнула: - Мелюзга?! Ну и что с того? Везде есть свои преимущества. Кроме того, я ещё, может, вырасту!

- Мммороз...

- А! И всего-то? Зато смотри как весело!

Она лихо скатала парус, чтобы он не вздумал попутешествовать самостоятельно, и обвила крошечными ручками шею Зверька.

- Во всём, даже в самом ужасном страхе, можно найти что-нибудь доброе, - поведала она, и Зверёк ответил:

- Так хххолодно, что я не вижу ничего доброго. Доброта — это когда тёплая вода, душистые ромашки и во-от такие шмели. Вот вроде как на твоём свитере.

На свитере, помимо кузнечиков, была изображена травка и одуванчики.

- Я тебе покажу доброту! - воскликнула Кся. Она взяла один из прутиков, обхватила его двумя руками, как будто огромную поварёшку, и с силой вонзила его в снежный наст. Несколько движений, и на снегу красовалась улыбающаяся рожица с усами и  щеками точь-в-точь как у Зверька. - Вот она, доброта глубокой Зимы! Она нас так любит, что хочет обнять крепко-крепко, а мы думаем, что это мороз, и мёрзнем. Глупые!

- Ну, не знаю, - в сомнении сказал Зверёк. Он потрогал передними лапками улыбающуюся рожицу, рассеяно дорисовал ей ноздри. - Ой!..

Наст внезапно поддался. Рожица распалась на множество осколков, и Зверёк оказался по самый кончик хвоста в ледяном и пушистом плену. Снег залепил глаза и холодными пальцами заполз в уши.

Наверху задорно хохотала и хлопала в ладоши Кся.

- Так вот! Он всё-таки сумел тебя обнять! Понял! Я была права!

И она унеслась танцевать на вершине своего холма, оставив Зверька выбираться из снежной ловушки самостоятельно. Ему стоило немалых трудов вспомнить, зачем он пришёл сюда в такую рань, где малютка Кся наедине со своими великими идеями и любой шаг сулит, в лучшем случае, купание в снегу. В худшем — между твоими ушами всё-таки приделают парус.

Про шум Кся не сказала ничего важного.

- Какое уж там! Я ничего не слышала. Даже новости из лесной чащи я узнаю последней. Прямо подо мной, там, внизу, в земляной норе живёт бурундук. Так вот, он шумит, что твой гром. Особенно когда задевает стены щеками. Я слышу через толщу снега, как он ест семечки в меду и болтает с клопом по имени Циклоп, который живёт у него за левым ухом... Очень уж несносный бурундук. Кроме того, рядом постоянно катаются эти шарики.

Кся упёрла кулачки в бока и поворотилась к Зверьку.

- Скажи на милость, зачем ты положил в мою несуществующую вещь металлические шарики?

- Не знаю, - Зверёк растерялся. - Я не помню. Я думал, что они тебе понравятся.

- Ладно уж, - Кся вздохнула, сменив гнев на милость. - Без этих шариков это была бы уже другая несуществующая вещь, но точно не моя.

Зверёк сказал, что Призрак очень беспокоится относительно утреннего грохота, и Кся мгновенно посерьёзнела.

- Значит, это нужно скорее расследовать. Пошли-ка к бельчонку Шкряблу, может, он что-нибудь слышал.

Множество звериных следов стекалось к нарисованной на стволе дерева карте. Птичьи — такие, будто кто-то скрупулёзно рисовал их тонкой палочкой; следы мелких зверушек и бублей-путешественников — за этими тянулся заметный след от вещмешка. Кроме того, кто-то тяжёлый пропахал широкую борозду, продравшись через живую изгородь из кустов облепихи и неосторожно бивнем или рогом оставив отметину на дереве. Какая-то рассеянная птаха забыла на кусте орешника свою вязаную шапочку с ушами.

С минуту Зверёк, усевшись на задние лапы, размышлял, зачем же крутятся возле карты малявки, которые живут здесь всю жизнь. С птицами и бублями всё понятно: это прирождённые путешественники, которые, прибыв на новое место, спешили выяснить, где здесь пруд, а где можно полакомиться желудями. Но вот эти лесные крохи... В конце концов, он пришёл к выводу, что в их маленькой голове вряд ли может уместиться огромная лесная опушка, и они спешат освежить воспоминания. А может быть, просто пришли в гости к Шкряблу.

Зверёк забыл, что он уже размышлял на эту тему не раз и не два. Однако он имел все основания считать себя умным. Когда предстояло запомнить что-то важное, он делал пометки на стенке дымохода и на своём же собственном хвосте, завязывая на нём узелки из сухих травинок или корешков.

Шкрябл уже проснулся.

- А, друзья! Заходите. Мне прислали грецких орехов, и я как раз выспрашивал, как они долетели.

Дома у него очень уютно. Внутренности сосны изъедены ходами, так, что можно с огромным удовольствием заблудиться, а потом найтись в самом неожиданном месте. Там и сям встречаются запасы, которые Шкрябл делает круглый год, чтобы потом забыть о них и сделать новые. На полу спальни рядом с уютным гнёздышком действительно возвышалась горсточка орехов, которые бельчонок сложил так, что они напоминали фигуру какого-то лесного духа.

- Глупый, - засмеялась Кся. - Их нужно пробовать на зубок, а не на язык! Орехи — плохие собеседники, поверь мне.

- Я и попробую, - довольно сказал бельчонок. - Но надо же поговорить! Они проделали такой долгий путь в когтях той сойки и, наверное, знают много интересного. Смотри, какие у них умные морды!.. Только вот сегодня я их почти не слышу. Что-то приключилось с моими ушами. Всё время слышится какой-то свист. Особенно наверху. Чем выше — тем он громче! Такой - «фьююю, фьююю».

Бельчонок сунул в рот два пальца и подул, воспроизводя свист.

- Наверное, тебя оглушило утренним грохотом, - предположил Зверёк.

- Каким грохотом?

- Когда у самолёта отвалилась ручка, - бесхитростно сказал Зверёк.

- Ага, - сказал бельчонок, как будто прекрасно понимал, о чём речь.

Кроме Шкрябла и Кси грохот слышали все. Если бы на лесную опушку забрёл кто-то посторонний, вроде нас с тобой, читатель, он вряд ли заметил бы какие-нибудь изменения по сравнению со вчерашним утром. Лес оставался таким же, каким и был — немного шумным, немного тихим.

Но для живущих в нём зверей всё поменялось. Будто бы кто-то взял банку, в которой муравьи не одну неделю возводили себе муравейник, и хорошенько её перетряхнул. Наверху, среди крон деревьев, метались вороны. Из сугроба выплыло что-то колючее, беспрестанно фыркающее и одетое явно не по погоде - в пальто из почти истлевших сухих листьев. В существе этом Зверёк с трудом узнал ежа. «Слишком рано для ежей, - подумал он. - Правильно сказал Призрак - мир словно бы сдвинулся».

- Доброе утро, - вежливо поздоровалась с ежом Кся, и тот надул щёки.

- Какое уж тут доброе. Хорошо, что перед спячкой я набрал в лёгкие воздуха и всплыл на поверхность, - воздух в лёгких позволял ему быть таким же невесомым, как воздушный шарик. - Весь мир покрыт замёрзшей водой! Я так и знал.

Зверёк вспомнил своё внезапное пробуждение и даже почувствовал симпатию к ежу. Обычно при виде ежей никакой симпатии в нём не просыпалось — а просыпалось желание схватить в зубки ближайшую еду и забраться с ней как можно выше. А ещё лучше — прямо в родную трубу. Ежи весьма подслеповаты, и чуя восхитительный белый гриб или фаршированное червячками яблоко, подходят почти вплотную, и только после этого получают возможность наконец разглядеть слегка опешившего хозяина этой еды, то есть нашедшего её чуть раньше. Но это не всё! Несмотря на всю свою внешнюю неуклюжесть, ежи, обнаружив, что эта еда уже кому-то принадлежит, быстро накалывают её на иголки, разворачиваются и... проворно утаскивают её на спине. Разумеется, совершенно случайно. Все попытки зазевавшегося хозяина докричаться до ежа или вернуть лакомый кусочек силой заканчиваются уколами колючек.

Излишне говорить, что ежей любят далеко не все.

Этот ёж выглядел ежом себе на уме, то есть таким, который в любой ситуации всегда точно знает, что делать, и может подсказать другим. У него острый чёрный и блестящий нос, крошечные глазки и пышные бакенбарды. Ёж (а может, ежовая жена или мама, которые ещё не проснулись в своих норках под снегом) заплёл их во множество косичек, чтобы шёрстка не свалялась во время спячки. Среди колючек на голове у него красовался кусочек плотной красной ткани, который сам собой с течением времени принял форму беретки с коротким гнутым козырьком.

К уху ежа пристала шляпка гриба-маслёнка. Он использовал её в качестве подушки, а сейчас задумчиво отцепил от колючек и принялся жевать.

Зверёк благожелательно спросил:

- Как тебя зовут?

- Ёжин с Бажин.

- Сбажин? Это что? Так звали твоего папу?

Ёж довольно захрюкал.

- Это, можно сказать, родовое прозвище.

- «С Бажин» - значит «с болот», - зашептала Кся. - А Ёжин — наверное, ёж. Ёжик с болот.

- Я и сам уже догадался, - пробормотал Зверёк и спросил:

- А где эти болота? Сейчас здесь только снег. А под снегом земля, такая восхитительная, с жучками, росой по утрам, в которой так приятно мочить лапки, цветами кашки, пахнущими мёдом и... и...

Всё-таки Зверёк очень соскучился по лету.

- Я только что оттуда, - перебил его Ёж. - Ничего такого там нет.

- Знаю, что нет, - грустно сказал Зверёк. - Но всего полгода назад так и было.

Ёж уселся на задницу, отчего начал медленно погружаться обратно в снег. Немного подумав и расправив лапками кисточки на бакенбардах, он сказал:

- Мне это знакомо. История прямо как с моими болотами. Может, ты хочешь вступить в общество тоскующих по родным местам? В нём состоял я, да ещё один бумажный самолёт, который летел-летел, и, наконец, прилетел. Он сказал, что без полёта его жизнь не имеет смысла и, в принципе, я с ним согласен. Но самолёт прошлым летом запустил с сосны этот несносный бельчонок, новенький в нашем лесу, так что теперь я одинок. Впрочем, мне не привыкать. Без моих болот я одинок даже самым шумным весенним днём.

Зверёк спросил:

- Куда же они делись?

- Это долгая история, - сказал Ёжин с Бажин. - И здесь слишком неуютно, чтобы её рассказывать. В округе работают какие-нибудь заведения?

- Заведения? - переспросил Зверёк.

- Едальни. Помню, летом работала бобровая харчевня, где подавали пончики со смородиновым вареньем и салат из свежих берёзовых почек. Там можно было сыграть в кости с завсегдатаями-бобрами.

- У сэра Призрака есть едальня. Там всем желающим наливают молока. Ещё у Шкрябла на маяке. Если к нему зайти в срок, можно попасть на яблочный штрудель. А в остальное время — просто погреться на солнышке. Мы как раз оттуда.

Ёж тряхнул бакенбардами.

- Да, не густо. Но если вам и в самом деле интересно, что случилось с моими болотами — вкратце говоря, они просто пересохли. Это было ещё до моего рождения, но я так хорошо всё это себе представляю, как будто это было вчера.

- Очень-очень вам сочувствуем, - пискнула Кся, но Ёжин, кажется, её не услышал. Сопя и разгребая носом снег, он отправился восвояси.

- Ему здесь понравится, - без всякой убеждённости сказала она и потуже затянула у себя на шее шарфик. - Нужно только распробовать. Зима — как кусочек сахара. Сначала чересчур сладко и жжётся на языке, а потом даже приятно.

Друзья отправились своей дорогой, глазея по сторонам. Всё в мире встало с ног на голову, все направления вдруг утратили смысл, а обычных обыкновенностей, кажется, не осталось вовсе. Если представить мир огромными песочными часами, то вполне возможно, что ранним утром грохотала последняя упавшая из верхней их части в нижнюю песчинка. Теперь эти часы перевернулись, и олицетворяющая законы природы река внезапно понесла свои воды в другую сторону.

Больше всего шума производила сойка  на нижней ветке молодого дуба. Вокруг неё воздух трещал от напряжения, кажется, даже мороз там был сильнее. Её слушали, качаясь на ветвях, снежные духи, вылепленная кем-то из снега рожица Йена, младшего призракова сынишки, с непропорционально маленьким лбом и большим носом, и даже небольшой дуб, в силу присущего молодости любопытства, выставил ушную раковину, покрытую смолой и морщинистой корой. Правда, для чего ему это надо, Зверёк не представлял. Дубы — известные тугодумы, и пока до дерева дойдёт через все его годичные круги, что да как, да зачем, он будет уже большим деревом, а миропорядок поменяется ещё четыре раза.

- Кошмаррр! - вещала сойка. - Кошмаррр и ужас! Летать стало невозможно. Небесные потоки сместились, ветры изменили направление, а где-то появилась большая-большая форточка, в которую засасывает всё на свете, и рано или поздно засосёт всю землю. Знайте же, птицы, насекомые (в запале она забыла, какое сейчас время года), разные крыланы, летуны и летунчики, что теперь, если лететь с запада на восток, тебя будет сносить на девятнадцать градусов в сторону левого крыла. Я сама — держала путь к тётушке,  на ужиный холм, а оказалась вот где. Хорошо хоть этот дуб через сто девять деревьев касается корнями вяза, на котором гнездо моей тётушки. Где бы мы все были без родственных связей!.. Кошмарр!

Подслеповатыми глазами она обвела всех собравшихся и изрекла:

- Хотя, вы всё равно не можете летать. Вот разве что ты! - она ткнула кончиком крыла в кролика, которого почему-то никто до этого не замечал, и тот дёрнул ушами, больше поражённый тем, что его маскировка дала сбой, чем тем, что он, оказывается, может подняться в воздух.

«Хотя, - рассудил Зверёк, - при взгляде на эти уши чего только не подумаешь».

Кся  тотчас же смастерила себе такие же точно ушки, вывернув наизнанку нагрудные карманы на пальто и прицепив то, что получилось, к мочкам собственных ушей. Карманы у неё оказались неимоверной глубины.

- Если птахи не смогут больше летать, это самая настоящая катастрофа! - сообщила она Зверьку.

- Не слышали ли вы утром подозрительный шум? - спрашивал у всех собравшихся Зверёк. Почти все говорили, что слышали, но все показывали в разные стороны. Один детёныш, непонятно какого рода и вида, живущий под корягой, так и вообще сказал, что это бурчало у него в животе, и Кся признала, что это вполне возможно. Устроившись на загривке Зверька, она зашептала ему в ухо:

- Эти малыши, стоит их оставить без присмотра, вечно едят всякую гадость. Я знала одного, который очень любил землю, и утверждал, что пробовал очень вкусную землю у человеческих детёнышей. Только там она была в плитках и в смешных шуршащих и блестящих фантиках. Вот уж выдумщик!

Тем не менее, все были обеспокоены переменой в повседневной жизни, и сразу множество странностей сгрудилось над полуденным лесом. Иные (особенно сороки) посчитали за странности даже вполне обычные вещи, вроде смены сезонов и теней на снегу.

- Как такое может быть, - наперебой тараторили они, - что в одном месте снег темнее, а в другом светлее? Вчера такого не было!

- Более беспокойной зимы ещё не случалось, — изрёк недовольный Ёжин, который тоже был здесь. - Сначала в мою норку кто-то залил солёную воду, отчего испортились все запасы груш, теперь вот вы с этой своей беготнёй...

«Хорошо бы спросить у кого-то умного, - думал Зверёк. - Или хотя бы кого-нибудь, кто мыслит не так, как другие». Но Ух улетел навестить бабулю в морошковом овраге, а Талисман четыре дня назад погрузился в свою ежегодную медитацию и пробудет бесполезной, болтающейся на ветке вещью до начала весны.

- Нам нужен свидетель, - сказала Кся, которой беготня по лесу тоже порядком наскучила. Ещё минуту назад она играла во всадника и ездового зверька, восседая у папаши на загривке и дёргая за усы, как будто за уздечку, а теперь повисла на его хвосте, обхватив его всеми четырьмя конечностями. - Очевидец. Кто-то, кто не спал ночью.

Ёжин фыркнул.

- Скорее всего, сейчас он спит.

И точно. Ни одна летучая мышь в гроте не отреагировала на попытки друзей их разбудить, ни одна из родственниц Уха не соизволила найтись ни в одном дупле, в какое ни заглядывали бы Зверёк с Ксёй. Летом можно набрать целое ведро зверят, насекомых и различных духов, которые бодрствуют ночью, стоит только пообещать им бутербродов со щавелем и черничным джемом. Сейчас же на зов могут сбежаться только волки, которые джемом явно не удовлетворятся.

И тут Зверька осенило.

- А Эхо ведь тоже очевидец?

Кся, которая носилась вокруг, стряхивая снег с веток, замерла. Пуговицы на её пальто загадочно поблёскивали в рассеянном солнечном свете.

- Вполне. Да только где ты его сейчас найдёшь? Оно очень быстро бегает.

- Маленькая его кроха застряла в моей печной трубе.

- Так чего же мы ждём? - спросила Кся. - Нужно бежать, пока оно не догадалось попросить у сэра Призрака оливкового масла.

- Да нет, - засмеялся Зверёк. - Оно не такое уж большое. Я же говорю, кроха. Она просто заблудилась в трубе, среди моих чёрных вещей и чёрных кирпичей в чёрном дымоходе...

- Тогда оно запросто может спросить свечку или фонарик, - с серьёзным видом ответила Кся.

На этот раз Зверьку нечего было возразить.

Глава вторая. В которой у сэра Призрака нежданно-негаданно появляется новая дверь.

Крошка Эха была на месте. Она всё так же звучала в трубе, упруго отскакивая от стенок.

- Теперь я понимаю, что ты имел ввиду, - сказала Кся, подбирая полы своих одёжек и отчаянно стараясь не запачкаться в саже. — Свинцовые шарики в моей несуществующей вещи звучат точно так же.

Они были в трубе. Зверёк понюхал Крошку Эха и фыркнул. В свою очередь он сделал открытие:

- Смотри-ка! Оказывается, мы можем её не только услышать, но и увидеть.

Крошка Эха извалялась в золе и стала заметной: на вид это был обыкновенный шарик, выбивающий из старых коричневых кирпичей пыль.

- Нужно её во что-то поймать, - сказал Зверёк, глядя, как Крошка замерла на мгновение, а потом протяжно чихнула.

Кся хлопнула в ладоши:

- Я сейчас.

Она исчезла под крышкой от кастрюли, которая закрывала вход внутрь дома, и вернулась четырнадцать секунд спустя, втащив за собой сетку.

- Сэр Призрак пожелал нам удачи в охоте, - сказала Кся. - А в этой сетке он хранит лук и картошку. Интересно, зачем их хранить, если можно сразу съесть?..

Осторожно они набросили сеть на Крошку Эха и притянули её к себе. Зверёк продемонстрировал самое страшное выражение мордочки, на которое был способен: наморщил щёки, приоткрыл рот и показал клыки.

- Приведи меня к Грохочущей вещи! - зашипел он.

Но шарик безмолвствовал и только медленно вращался в импровизированном сачке. Было видно, какой он упругий, как блестят на коже отсветы проникающего в трубу солнца. Если присмотреться, можно заметить влажные ноздри, маленький рот, а ещё глаза, такие большие и выразительные, каких не встретишь даже у людей, только очень бледные, даже белки в тон коже.

- Это же Эхо, - укоризненно сказала Кся. - Пожалей малыша. Он должен не вести к источнику звука, а наоборот, удаляться от него.

- А ведь точно! - сказал Зверёк и посмотрел на Ксю с обожанием. Какая же умная дочка у него растёт!

Осторожно он вытащил сачок с Крошкой Эха на крышу и замер, пытаясь как-то понять намерения упругого шарика. Это было так же трудно, как стоя под редким дождиком ловить языком капли. Наконец, друзья заметили, что существо в сетке совершенно определённо пытается раскачаться в сторону крыльца. Зверёк и Кся переглянулись. По другую сторону дома, то есть в противоположной стороне от крыльца, был грот, была полянка и берёзовая роща — в общем, добрая половина леса.

Но делать нечего. Они спустились с крыши, цепляясь за водосток, беспрестанно гудящий, будто старинный музыкальный инструмент, и направились в ту сторону. Когда нет тропинки или, к примеру,  во-он той осинки в виде цели, а есть только направление, идти далеко не так приятно. Всё равно, что рассматривать размытую дождём картинку. Казалось бы, что может быть проще — иди себе вперёд и напевай песенку, а нет! Думаешь каждую минуту: не сбился ли ты с пути?

Крошка Эха металась в сетке всё сильнее, грохотала, задевая о деревья, словно над ними, далеко вверху, собрались и метали молнии грозовые тучи, но в такие моменты друзья хотя бы были уверены, что двигаются в правильном направлении.

Наконец, перебравшись через неглубокий овраг по спине прилёгшей отдохнуть сосёнки, они поняли, что пришли. Одновременно с ними здесь оказался Ёжин, который, похоже, шатался без всякого направления.

Зверёк выпустил крошку Эха, и она с хлопком испарилась, прогремев где-то среди деревьев. Ёжин обнюхивал что-то большое, одним краем выступающее из снега и зарывшееся в него другим, и задумчиво топорщил иголки.

Кся вскинула вверх руки.

- Что-то круглое! Грандиозно!

Зверёк ни с того ни с сего вспомнил ручку от чайной чашки, белую и похожую по форме на мышиное ухо, и сказал:

- Это точно не ручка от чашки.

- К воронам не ходи, - подтвердила Кся. - Больше всего похоже на большую круглую дверь!

Они подошли ближе. Ёжин с фырчанием зарылся носом в снег. Потом протянул лапу и поскрёб краешек предмета. Судя по звуку, под когтями у него было дерево.

- Так говорите, оно с сильным грохотом свалилось с неба?

Все трое посмотрели вверх, словно ожидая увидеть в небесной синеве круглое отверстие: может, оно раньше закрывалось этой крышкой? Но небо было голубым, с редкими белесыми прожилками, а то, что лежало перед ними — бледно-зелёное. В некоторых местах краска облупилась и довольно неряшливо облезала.

Но оно совершенно определённо свалилось с неба. Вокруг валялись ветки деревьев, которые странная штука обломала в падении; тут и там была разбросана кора.

Кся отважно вскарабкалась на спину Зверька и оттуда перепрыгнула на предмет, накренившийся как тонущий корабль. Она сделала пару шагов и воскликнула:

- Это совершенно определённо дверь! Вон и ручка торчит...

- Ручка? - встрепенулся Зверёк. - Как у чашки?

- Как у двери в доме сэра Призрака, - сказала Кся.

Ёжин пренебрежительно фыркнул.

- Что за бурундучьи припасы? Дверь есть, а дома нет.

Но, тем не менее, это была дверь. Круглая, будто сработанная чтобы закрывать вход в какую-то нору. С одной стороны зверята обнаружили проржавевшие петли. Видимо, однажды они устали держать такую тяжесть и просто взяли да отломались.

Знать бы, что теперь с ней делать.

- Нужно пометить её на карте, - сказал Зверёк.

Но Кся со знанием дела ответила:

- Двери просто так не валяются. Они должны кому-то служить. Затворяться перед нежданными гостями, пропускать жданных и музыкально звучать, оповещая хозяина об их приходе. Какой смысл в двери, если она ничего не закрывает? Так что, если мы расскажем о ней Шкряблу, судьбой её будет лежать здесь до скончания веков и соответствовать карте. Мне кажется, если старые владельцы не объявятся, наш долг - найти ей новых.

- Точно! - обрадовался Зверёк. - Давайте спросим у сэра Призрака! 

Кся поразмыслила ещё немного и прибавила:

- Наверно, она отвалилась от летающего дома. Я слышала, такие бывают. Называются — це-пе-ли-ны!

- Чтоб дома летали!.. - фыркнул Ёжин. - Нет-нет, дорогуша. Тебе приснилось в одном из твоих цветных снов.

Но Кся не стала затевать спор. Гордо вскинув подбородок, она зашагала обратно, и скоро они со Зверьком уже сидели на подоконнике призрачьего дома (Ёжин предпочёл остаться снаружи, наедине со своим скверным характером).

- Я бы не отказался от новенькой двери, - сказал сэр Призрак. - Так, говорите, она совсем круглая?

- И совсем зелёная тоже, - подтвердила Кся.

- Мальчики! - крикнул Призрак, и в окне показалась растрёпанная голова Томми. - Собирайтесь скорее. Мы идём за новой дверью. Возьмите с собой сушёных яблок, возможно по дороге захотим подкрепиться.

- У тебя закрыта форточка? - как бы между делом спросил Зверёк. - Одна сойка сказала, что ветры поменяли направления из-за того, что у кого-то открыта форточка.

- Ох уж эти сойки, - вздохнул Призрак, надевая свою выходную шляпу. - Если бы всё в мире делалось по принципу «одна сойка сказала», мы бы жили в чайной чашке и выращивали на её дне гибискусы и розы.

Следующий день начался под стук молотка и скрежет пилы.

Зверёк выбрался из трубы и осторожно съехал на хвосте до края крыши.

- Доброе утро, - поздоровался он.

Сэр Призрак, насвистывая под нос детскую песенку, прилаживал новую дверь к косяку, а сыновья поддерживали её с двух сторон — должно быть, чтобы не укатилась… Проржавевшие петли Призрак снял, на их месте сияли в рассеянном утреннем свете и лоснились маслом новенькие. Их старая дверь стояла, прислоненная к стене. Томми показал на неё и сказал Зверьку:

- Мы сделаем из неё ещё один стол.

Сэр Призрак прибавил с улыбкой:

- С некоторых пор мы перестали умещаться за одним. Знал бы ты, какие существа приходят из леса ужинать с нами лапландским сыром и поджаренной картошечкой в морошковой подливке!

А Йен раскинул руки.

- Вчера был во-от с такими рогами! А в бороде, представляете, в бороде у него жили хомяки. Мы кормили их сыром.

Обзаведшись новой дверью, дом стал словно бы более округлым. На карнизах лежал снег, сглаживая очертания, все углы стёрли снежные наносы. «Пожалуй, дом, и круглая дверь очень хорошо смотрятся вместе», - решил Зверёк. В доме с такой дверью непременно хочется погостить, выпить чашку кофе, травяной чай или ягодного морса. Наверное, предыдущие её владельцы, кем бы они ни были, были существами очень мягкими и приятными.

А как же иначе? Круглой дверью никак не могут владеть злыдни.

- Очень хорошо, - сэр Призрак отступил, чтобы полюбоваться работой. Борода у него была заплетена в короткую косичку, вместо привычного пиджака на плечах красовалась рабочая куртка, застёгнутая на все пуговицы, а на ногах — подбитые мехом высокие сапоги. Они погружались в снег так глубоко, что видна была только меховая оторочка, но когда он переступал ногами, было видно, что следов не остаётся. - У меня есть цветочный горшок, но все цветы давно засохли. Хорошо бы повесить вот сюда, над дверью, какие-нибудь яркие цветы. Например, кустовые розы...

Зверёк не заметил, как неизвестно откуда появилась Кся. Оно сидела на краешке трубы и болтала ногами.

- Ночью была полная луна, - сказала она вместо приветствия.

- Это её право, - Зверёк махнул хвостом.

Луна нимало его не беспокоила. Он гадал, где можно найти кустовые розы и как опознать их среди подснежников, колокольчиков и полевых маков, когда (если когда-нибудь!) те выглянут из-под снега.

- А прошлой ночью была убывающая. А точнее, был месяц! Я хорошо запомнила — ведь я ещё подумала, какой, мол, неудобный гребень, всего с двумя зубчиками. Что-то странное происходит.

- Опять странное? - ужаснулся Зверёк.

- Всё ещё странное, - сказала Кся. Задорный носик её расстроено поник. - Я всю-всю ночь смотрела на луну, и совсем не спала, но так и не разгадала загадку. Как так? Вчера — убывающая, а сегодня полная? Сейчас бы спросить Талисмана. Мне кажется, то, что происходит, очень-очень важно.

- Талисман в нирване, - напомнил Зверёк.

- Да я помню, - Кся улыбнулась: - Как ты думаешь, он вернётся, если я построю между его косами качельки? Всегда мечтала это сделать.

Сегодня снова мороз, да такой трескучий, что шкурка Зверька встала дыбом. Зимнее бодрствование пошло шубке на пользу — когда Зверёк проснулся в начале зимы, она была гладкой и короткой, теперь же отросла и топорщилась, почти как ежовые колючки, а тёплый подшёрсток скрипел, когда Зверьку вздумывалось потянуться. Правда, в зеркале или в начищенных блюдцах сэра Призрака Зверёк по-прежнему видел себя угольно-чёрным, но кто знает, может, под слоем сажи он побелел, как заяц-беляк?

После завтрака Кся вытянула Зверька на прогулку, на поиски новых странностей, и их действительно оказалось так много, что они сами лезли в глаза.

Первым делом в глаза бросились птичьи следы — столько, сколько Зверёк и Кся не видели никогда в  жизни. Такое впечатление, что кто-то серьёзный взял и отменил небо, так, что все птицы вынуждены были спуститься на землю. Путь их пересекла ворона; она важно шагала в сторону сосновой рощи, неся в клюве чей-то глаз. Зверёк спросил:

- Извините, пожалуйста, что отвлекаю вас от важного дела. Почему все птицы ходят пешком?

Зрачок в помутневшем глазе в клюве вороны внезапно дёрнулся. Это был глаз крупного животного, может быть, павшего от холодов, а может, от волчьих клыков, но в нём всё ещё обитал какой-то дух, слишком привязанный к своему жилищу, чтобы так просто его покинуть.

- Леталка шломалаш, - хмуро прошамкала ворона. Она замедлила шаг, но не остановилась, так что Зверьку приходилось семенить то справа от неё, то слева.

Вороны вообще довольно ворчливы. Кто-то полагает, что ежи — это вороны, у которых так и не развились крылья, а развилась вместо этого колючая шкурка. Но зато вороны умны и без странного чувства юмора, которым славятся другие умные птицы — совы и филины.

- Что, у всех сразу? - Кся показала мордочку из густого загривка Зверька.

Ворона смерила её взглядом — сначала одним глазом, потом другим. Пожалуй, она попыталась бы склевать малявку, если бы клюв у неё не был занят. Вороны никогда не позволят себе рассыпать крошки, которые уже считают своими, даже ради более лакомого кусочка.

- Не у нас шломалаш. Шломалаш мировая леталка. Если поднячша высоко — ворона показала кончиком крыла в небо, - выше деревьев, то тебя зашошот.

- Куда засосёт?

- Кто его жнает? Отраштите шебе крылья и попробуйте. В какую-то небешную дыру. Там теперь дует очень сильный ветер. Приходится вот, - ворона развела в стороны крылья, - ходить как обыкновенные курицы.

- И что же, - спросила Кся, - никто не жнает... то есть, не знает, что там?

Ворона хрипло каркнула, не выпуская свою ношу из клюва. Зрачок в мутном глазе медленно и задумчиво повернулся в сторону Кси.

- Синицы жнают — они сразу улетели. Всегда подозревала, что у них не всё в порядке с головой. Только вы их не шпрошите. Никто не вернулша.

Зверёк попрощался с вороной (и особенно вежливо попрощался с глазом, ведь живущий там дух не разговаривал с ним так сердито, как серая птица), и они с Ксёй отправились дальше.

- Внезапно пополневшая луна, а теперь ещё нелетающие вороны, - горячилась по дороге Кся. Она копошилась в шкурке Зверька и никак не могла успокоиться. Сугробные малютки-кси с визгами и смехом цеплялись за хвост к Зверьку и скользили по снегу, перебирая ножками; наша Кся никак на это не реагировала, хотя обычно не давала малюткам спуску. Только она имеет право кататься на хвосте Зверька!

Из-под корней одной из встречных сосёнок, словно бобёр из запруды, выплыл Ёжин. Красная его шапочка была надвинута на глаза, а наколотые на колючки коричневые листья делали его похожим на слоёный пирог. Зверёк пересказал ему последние новости.

- Хорошо, что ежи не летают, - ответил Ёжин. - Вот что меня беспокоит: если кто-нибудь запретит сопеть, вот тогда я буду по-настоящему волноваться.

Кся сжала руки в кулачки.

- Как ты можешь быть таким жестоким? Птица без полёта — не птица.

Ёжин фыркнул.

- Так же, как и ёж без бажин, точнее, без болота — не ёж.

Кся собиралась ещё что-то сказать, даже открыла рот, но тут растерянно замолчала.

- Ко всему можно приспособиться, - продолжил Ёжин. - Это только кажется, что страшно непривычно жить без чего-то — поначалу.

Он фыркнул напоследок и грустно побрёл прочь, жалуясь встречным корягам:

- Вокруг вода, но она совершенно не мокрая. Куда это годится?

Кся впала в глубокую задумчивость.

- Может, он поэтому всегда такой сердитый, что потерял своё болото? Бедняжка.

- Не думаю, - сказал Зверёк. - Мне кажется, ежи все со скверным характером. Поэтому они мало общаются между собой. Туда, где встречаются два ежа, например, в пасмурную погоду, может ударить молния.

- Но всё же. Он скучает по своему болоту, это точно. Может, поможем ему? Как можно создать болото? Можно натаскать из ручья в листиках воды... Или попросить у сэра Призрака большую кружку!

- Один сом уже скучал по большой воде, - напомнил Зверёк. - Помнишь, к чему это привело?

- Да, верно, - Кся совсем расстроилась.

День прошёл в необычайном волнении для всех лесных обитателей. Несмотря на расспросы, на многочисленные собрания, которые организовывались тут и там, Зверёк и Кся не узнали ничего нового. На ужин они заглянули к Шкряблу, ужасно обеспокоенному, как и все. Впрочем, никто не мог вспомнить ни одного дня, когда бы он был совершенно спокоен.

- Можете заночевать у меня, - сказал Шкрябл и прибавил умоляюще: - После всех ужасов, что вы здесь нарассказали, я ужасно боюсь. Хорошо, что я не белка-летяга..., но вдруг нельзя будет скакать по веткам или кувыркаться через голову?

Шкрябл устроил их у себя в дупле среди еловых лап. Одна из веток каким-то образом проросла вовнутрь — прямо вглубь древесного ствола, иголки выцвели до равномерно коричневого оттенка и совсем не кололись. В них тепло и уютно — будто ночуешь в густой шёрстке кого-то большого и доброго.

Зверьку снилось, как Ёжин, сам того не заметив, утащил на своих колючках луну, и теперь там, наверху, темным-темно, зато лес освещён голубым призрачным сиянием, и тени перемещаются по снегу, прячась за деревьями от упрямо семенящего по рыхлому снегу ежа.

«Он отправился на поиски своих болот», - подумал вдруг Зверёк. Это ужасно сложно - думать во сне, но у некоторых зверей получается. Правда, они всё равно почти ничего не помнят наутро.

Зверёк проснулся под самое утро и обнаружил, что Кся пропала. Гнёздышко из хвойных иголок ещё хранило тепло её дыхания.

Луна сияла так, будто кто-то спустил её на верёвочке сюда, к самой земле. Снег сочился в ответ слабым голубоватым сиянием,  совершенно не разгонявшим таинственные тени под кустами и в переплетениях хвойных ветвей. Морозный воздух отказывался течь в ноздри, и приходилось отгрызать от него по кусочку зубами. Казалось, весь мир заморожен в глыбе льда.

По стволу Зверёк спустился на снег и обнаружил, что на него смотрит пара больших круглых глаз.

- Кто здесь? - спросил он и от испуга сел прямо в снег.

Глаза мигнули.

- Тебе подсказать или догадаешься сам?

- Ух!

- Как хорошо, что меня здесь кто-то помнит как старого филина с таким простым именем.

- Ты его сменил? - заранее расстроился Зверёк. Ему нравилось это имя — такое короткое и ёмкое, оно так сочеталось с круглыми загадочными глазами и хохолком филина. Кроме того, он запомнил его крепко-накрепко ещё во время их первого знакомства, и переучить свою непослушную голову будет ох как не просто!

- Нет-нет, - филин шумно хлопнул крыльями, и в ноздри Зверьку ударил порыв ледяного воздуха. - Ух! Просто как я могу называться Ухом, если не могу даже взлететь?

- Как ты сюда добрался? - спросил Зверёк. - Насколько я помню, до твоей бабули немало хвостов.

- Твоих — четырнадцать тысяч восемьсот девяносто шесть, - важно сказал Ух. - Я изобрёл себе скользящие лапы.

Зверёк посмотрел на странные приспособления. Это были куски коры с бороздками от когтей, и крепились они к лапам гибкими веточками.

- Это называется — «скользящие лапы», - повторил Ух. - Если правильно махать крыльями, можно уехать довольно далеко.

Вокруг птицы и Зверька поднялась снежная вьюга: то распахнулись филиновы крылья, а Зверёк покатился со смеху — Ух ехал задом наперёд, а чтобы не врезаться в зазевавшееся дерево и не въехать в кусты, смешно выворачивал голову и просовывал её себе под крыло.

- Да, это не самое удобное средство передвижения, - смущённо заметил Ух и тряхнул хвостом. - Но что поделать, если я такой тяжёлый, что проваливаюсь в снег?..

- Ты знаешь, почему все птицы разучились летать? - спросил Зверёк, пока филин не уехал далеко.

- Там, наверху, дуют очень сильные ветра. Это небо - теперь самое пустое небо в мире, - грустно сказал Ух.

- Мы хотим разобраться и выяснить, в чём  дело, - воинственно сказал Зверёк.

- Не стоит ради нас рвать усы, - ответил Ух, впрочем, без особой убеждённости. - Играть в наземных жителей может быть очень увлекательно. Кроме того, столько вкусного, оказывается, можно найти вблизи земли! Я тут попробовал ивовые почки, мне кажется, с кленовым сиропом это будет просто объедение.

Зверёк вспомнил, что выбрался искать Ксю, и спросил у филина, не попадалась ли ему малявка.

- Кажется, я видел её силуэт на фоне неба, - проухал он. - Что-то ночи последнее время стали слишком светлые. Если так пойдёт дальше, мне придётся охотиться - на почки ли или на летучих мышей - с чёрной повязкой на глазах.

Малютка и в самом деле нашлась на верхушке сосны. Она укуталась в плед и расположилась на припорошенной снегом лапе, в выемке, которую протопило для себя Солнце. Она глазела на луну, и лунный свет как будто рисовал по её мордашке кисточкой, окуная её в голубовато-серебристые акварели.

- Иди сюда, я кое-что тебе покажу, - сказала она, увидев Зверька.

Забравшись на дерево, Зверёк расположился на ветке рядом с Ксёй. Звезды отсюда казались такими ясными, как будто их только-только отполировали, и были похожи на кончики иголок, которые зависли высоко над землёй. Зверёк вспомнил про Ёжина и подумал — вдруг это иголки какого-нибудь огромного ежа, который взял и утащил по собственному недосмотру на спине весь мир? Он собирался уже сказать об этом Ксе, но в последний момент передумал. Каждому же ясно, что землю нельзя вот так просто перевернуть и утащить, как половинку яблока, потому что иначе все зверята, букашки и даже весь снег осыпались бы в небо.

- Там тоже живёт какая-то малявка, - сказала Кся. - Такая, как я.

- Где же?

Зверёк тоже задрал голову, но увидел только жёлтый кружок, огромный, как никогда. У маленьких зверьков не такое хорошее зрение, как у ксей, мелких духов или крупных птиц, вроде сов, зато отличный нюх. Луна ничем не пахла, хотя что-то похожее на столе у сэра Призрака обычно пахло сыром.

- Она спряталась. Стесняется, когда на неё смотрят сразу много глаз. А меня одну не стесняется, потому что я такая же, как она.

Кся продемонстрировала Зверьку рассеянную улыбку и снова повернулась к луне.

- Ей очень страшно. Смотри-ка, всю ночь жжет свет!

- Почему страшно?

Зверёк попробовал встать на задние лапки, чтобы луна была хоть чуточку поближе, но всё равно ничего не разглядел. Зато нос мгновенно заморозил ледяной ветер, с самого его кончика как будто содрали шкурку.

- Кажется, потому что она там одна. Может, её родители никак не вернутся с какого-то праздника у родственников. Но сейчас она больше не плачет. Она на меня смотрит и понимает, что она не единственная малявка на свете.

От всех этих неожиданностей Зверёк растерялся. Он спросил:

- Как же нам ей помочь?

- Мы же такие маленькие — как мы сможем помочь? Нужно ждать взрослых.

Зверёк растерялся ещё больше. Среди лесных обитателей встречаются умники, вроде Талисмана, встречаются находчивые, как, например, Ух, непоседы, как Кся и Шкрябл, и даже самые настоящие упрямцы — например, Ёжин, который до сих пор помнит болота, где жили его предки. Но все они, на самом деле, маленькие, и ничего тут не поделаешь. Если не можешь достать до луны, то жди того, кто может. Ведь даже море вспять повернул не Зверёк, не Шкрябл и не Талисман — а могучий и всеведающий сом.

Пока он размышлял, глазки Кси закрылись — сон отыскал её даже на верхушке сосны и накрыл своим чёрным цилиндром. Зверёк смастерил из пледа люльку, поместил в неё Ксю и, взяв в зубы этот драгоценный груз, отправился вниз, в дупло с уютным хвойным гамаком.

Утром он попросил рассказать Ксю подробнее о малютке и о том, как она могла удержаться на совершенно круглой луне.

- Луны на самом деле нет, — со знанием дела начала Кся. - Это пустота, дырка в небосводе. А по ту сторону живёт малютка с мамой и папой, но сейчас их нет дома, и ей приходится целыми днями смотреть в окно и скучать.

Зверёк мог бы списать это на детские фантазии, тем более что с фантазией у его дочки всё было в порядке. Не зря он собрал несуществующую вещь из стольких, подчас самых неожиданных, вещей! Там была даже коробочка со светлячками, как тут не проснуться фантазии? Но среди прочего там было и пёрышко от перьевой ручки, которое всегда означает честность и добрые намерения, так что Зверьку иногда казалось, что обыденность поворачивает своё громоздкое  тело в угоду дочкиным выдумкам.

Глава третья. В которой случается день нежданных гостей.

Первое, что услышал Зверёк наутро, когда вернулся домой, был взволнованный голос Призрака:

- Кто там в печной трубе? Зверёк, это ты? Спустись к нам, у нас сегодня шарлотка из консервированных абрикосов и всякие приключения.

Почёсывая бороду, Призрак смотрел, как Зверёк выбирается из дымохода. Фартук топорщился на его огромном животе, а между пальцами остались следы муки. На столе готовое блюдо и чашка с яичными скорлупками, а под столом — две литровых банки с остатками варенья. Сэр Призрак ткнул в них пальцем с бороздкой муки или сахарной пудры под ногтем и сказал:

- Представляешь, эти банки абрикосов лежали в погребе почти двадцать пять лет. Их закатали ещё в моём детстве! Пыль там настолько благородная, что даже я кланялся ей в ноги. Но ягоды прекрасно сохранились!

Зверёк с удовольствием втянул ноздрями воздух, как выпечка пухлый, горячий и ароматный. Сэр Призрак держал слово и не растапливал камин. У него была маленькая дровяная печка, прекрасно подходившая для приготовления всяких вкусностей.

- У нас сегодня ранним утром был занятный гость, - заговорщеским тоном сказал Призрак, но чуткий Зверёк уловил в голосе растерянность.

Мужчина устроил Зверька на подушке в любимом кресле-качалке и начал рассказ. А дело было так. В дверь — да-да, в ту самую, большую, круглую и зелёную! - постучались. Свежеприлаженной ручкой-молоточком, из чего сэр Призрак заключил, что это не кто-то из зверят и мелких духов, а существо нормального, человеческого роста, и заранее приготовился к неожиданностям. Но то, что он увидел за дверью, превзошло все ожидания.

Там стояла собака. Настоящая собака какой-то дворовой породы, только изрядно отощалая. Она покачивалась на задних лапах, наполовину утопших в снегу, и балансировала хвостом. Передние при этом были трогательно сложены на груди. На шее красовался кожаный ошейник, красный, с пожелтевшими  металлическими бляхами. Уши настороженно приподняты, из пасти свешивался язык, казавшийся в отражённом от снега лунном свете почти белым.

- Что такое собака? - спросил Зверёк.

- Это... такой зверь, - несколькими движениями карандаша сэр Призрак набросал для Зверька собаку прямо на скатерти. - Но странность в том, что ходить он предпочитает на четырёх лапах и никогда-никогда не забирается далеко от людей. Тем более, собака в ошейнике. Если есть ошейник, значит, она кому-то принадлежит. И уж точно никогда-никогда не будет стучать в дверь дверным молоточком.

Когда животное разглядело (или унюхало) сэра Призрака, оно растерянно махнуло ушами. Язык заполз в пасть, словно слизень под корягу, и собака бросилась наутёк, как ей и полагается, на четвереньках, чтобы через десяток секунд пропасть из виду.

- Мне кажется, она растерялась не меньше меня, - заключил мужчина.

- Это очень странно, - сказал Зверёк. - И больше ничего не случилось?

Он забрался на подлокотник кресла-качалки и свесил хвост. Кресло вздыхало, будто живое существо, кренясь на одну сторону.

- Мои мальчики с трудом дождались утра и отправились в запоздалую погоню. Они хотели идти ещё ночью, но, несмотря на то, что они прозрачные и причинить им вред невозможно, когда на улице такая темень, я их никуда не отпущу. Я им так и сказал, - Призрак поглядел в окно и прибавил: - Думается мне, они никого не нашли.

- Это была какая-то особенная собака?

Зверёк попытался представить себе диковинного зверя, но получалось что-то невразумительное с глупо висящим языком, с большими влажными глазами и висящими же ушами, с собирающейся на ляжках в складки шкурой: будто бы шкура эта досталась ему на два размера больше против положенного. Конечно, такой нелепости не может существовать!

- Следы остались, - Сэр Призрак положил на блюдце кусочек шарлотки для Зверька и налил молока. - Конечно, сейчас их, может, затоптали всякие сухопутные вороны и белки, но утром они были. Начинались от крыльца и кончались буквально через два десятка шагов. Как будто эта собака так усердно махала хвостом, что поднялась в воздух.

Пока гость пробовал шарлотку, Призрак задумчиво смотрел в окно, и заоконье отвечало ему столь же задумчивым взглядом. Набежали облака, даже, кажется, местами грозовые тучи, потому что стало совсем темно. «Может, будет большой-большой снег, - подумал Зверёк, слушая, как дом скрипит всеми своими старыми костями и сочленениями. - Заметёт все эти странности, замажет белой краской птичьи следы и заполонит метелью память о болоте в некоторых беспокойных головах».

А потом внезапно в дверь постучали. Только не дверным молоточком, и даже не просто так постучали — дверь вздрогнула от могучего удара. Потом ещё от одного. И, через паузу, ещё от трёх разом. С полки для обуви посыпались катышки пыли, будто мышата, спасающиеся бегством с тонущего корабля, в прихожей задрожало зеркало, рассыпая спрятавшихся там на время непогоды солнечных зайчиков, запрыгала посуда. Весь дом вдруг встрепенулся: стучали так, будто кто-то пытался достучаться с другой стороны земли.

Призрак вскочил, сел на стул и снова вскочил.

- Кто это там так стучит? Мои знают, что дверь никогда не запирается. Кроме того, Томми, например, любит пообезъянничать и проходит прямо сквозь неё...

Он до того растерялся, что спрятал в нагрудный карман деревянную лопатку, которой накладывал шарлотку. Подкрался к двери, приоткрыл её, чтобы выглянуть в щель, и снова захлопнул. Тени туч на снегу внезапно закачались, как будто это не тучи вовсе, а кто-то повесил над домом гигантские качели.

- Я внезапно почувствовал себя тобой, - сказал сэр Призрак Зверьку и открыл дверь на этот раз нараспашку. Там на корточках сидел мужчина и загораживал собой весь дверной проём. Он был, по крайней мере, в пять раз больше Призрака. Гость раскачивался на пятках, положив ладони на колени.

- Простите, - сказал он и перестал качаться; а вместо этого с интересом и некоторым смущением уставился Призрака.

Великан был не один: рядом нервно топталась великанша. Зверьку были видны только её ноги, обутые в  высокие сапоги на меху, они вытоптали перед домом солидную лужайку: там, где были заросли акации, теперь не было ничего. Кроме того, забор, на который опиралась виноградная лоза, изрядно покосился.

Великанша наклонилась и протянула к Призраку руки. Тот побледнел и начал мерцать, будто мираж в струях затяжного дождя. Видно, боялся, что эти руки сожмут его сейчас, как он сжимал когда-то тяпку, которой выпалывал сорняки, когда ещё жил здесь по-настоящему и занимался садом. Но пальцы, каждый из которых в обхвате был как молодая осинка, а цветом напоминал ножку ядовитого гриба, всего лишь схватили его за борта жилетки. У женщины это получилось на удивление аккуратно, хотя стоило бы удивиться, что вообще получилось. Сэр Призрак запросто поглощал бутерброды с сыром, но это единственное исключение - сквозь его тело преспокойно проходили даже пальцы ветра.

Если не принимать во внимание размер, мужчина и женщина выглядели очень обычно, но почему-то до того поразили Зверька, что он юркнул под вязаный чехольчик, которым накрывают чайник.

- Где наша дочь? - тем временем вопрошала женщина и качала головой, посекундно грозя стукнуться о козырёк крыши.

- Какая дочь? - сэр Призрак старался не растеряться хотя бы внешне, но на деле это получалось очень плохо. Он оглянулся на Зверька, чтобы заручиться его поддержкой, но увидел только, как ворвавшийся в дом ветер шелестел полами скатерти. - У меня только два сына! Дочь моя жена не рожала! Честное слово!

- Дорогая, - подал голос мужчина и коснулся локтя женщины. Он уже успел заглянуть в дверной проём и в деталях рассмотреть квартиру Призрака. Его огромный нос плавал туда и сюда со свистом втягивая воздух, было удивительно, что сэр Призрак не уплыл в ноздри, словно клочок тумана.

Раздвинув лапками стежки чехольчика, Зверёк получил возможность хорошенько рассмотреть гостей. Женщина была полноватой и походила на румяную булочку, за тем лишь исключением, что обладала манерами маленькой девочки. Под бровями, такими острыми, что ими, казалось, можно было косить траву на лужайке, зелёные глаза. Тело съедал неброский вязаный свитер, словно большой пыльный мешок, ниже - юбка до колен, леггинсы и сапоги. Плечи укутывал вязаный шарф из овечьей шерсти, но, в общем, она была одета совсем не по погоде. Мужчина казался очень солидным, в пиджаке, с бакенбардами, пенсне, которым, наверное, можно было бы застеклить чердачное окошко, и наручными часами. Подбородок его напоминал созревший абрикос. Губы, щёки и брови, кажется, выпекали в одной пекарне с булочкой-женой. К груди он прижимал чёрный цилиндр, который казался младшим братом призрачьего дома, особенно чуточку позже, когда этот цилиндр все-таки устроился рядом с крыльцом.

- Я вам верю, - сказала женщина. Она крупно дышала, глаза бегали по прихожей и, насколько это возможно, обшаривали кухню, где занял наблюдательный пост Зверёк. - Прошу прощения. Наверное, мы ошиблись адресом. Ваша дверь очень похожа на ставню на нашем окне. У нас, поверите ли, круглые окошки. Да, точь-в-точь похожа. Но, конечно, это не может быть нашим домом. Вокруг столько снега! И эти кусты земляники... у нас в саду никогда не росла земляника.

- Это не моя дверь, - честно ответил Призрак, задумчиво глядя на заросли дикой сливы, которые гостья обозвала земляникой. - Мы с сыновьями нашли её накануне... буквально вчера. Или позавчера?

Он вновь оглянулся на Зверька, но Зверёк не показал из своего укрытия и носа.

- Может, вы заглянете в гости и расскажете, что у вас стряслось? У меня тут ни разу за всю зиму не бывали люди.

Со щёк женщины не сходила мертвенная бледность.

- Прошу прощения, но нам нужно бежать. У меня там дочь, совсем одна-одинёшенька! Как же мы могли так заблудиться?

- Дорогая, - повторил мужчина и огромными ладонями, бороздки на которых какие-нибудь мелкие жители леса могли посчитать за овраги и каньоны, взял запястье жены. - Я думаю, можно отдышаться полчасика, посидеть и подумать.

- Ты только и делаешь, что сидишь, пьёшь кофе, куришь и думаешь неизвестно о чём, когда нужно действовать побыстрее, - нервно сказала женщина, но послушно подняла ногу, чтобы переступить через порог.

- Да, дорогая, - покорно сказал мужчина, - но иногда подумать не мешает. Особенно, когда беготня оказывается бесполезной. А попить кофе с коньяком — так и что ж? Знаешь, как это помогает мыслительному процессу?

Сэр Призрак замахал руками:

- Стойте, стойте!.. Мне кажется, вы не пройдёте через прихожую. У меня здесь довольно-таки узкие дверные проёмы. Вам не слишком холодно? Может, я пододвину сюда стол и постелю вам на крыльце какой-нибудь ковёр, чтобы вы могли присесть? Коньяка у меня нет, но, возможно, его возместит горячий-прегорячий шоколад. Его ужас как любят мои дети, и это на самом деле самый горячий шоколад на десятки километров вокруг.

Он вернулся в дом, схватился за голову, взял под правую подмышку спинку кресла-качалки, приподнял стул, потом поставил его на место, согнал с ковра задремавший там мячик, наполовину сдувшийся и мягкий, как подгнившее яблоко, скатал ковёр, засунул его под левую подмышку и вернулся за креслом. Для устойчивости попытался облокотиться о стол, от волнения умудрился сквозь него провалиться и растерять всё, что было у него под мышками. Наконец, вновь собрался, постелил гостям на крыльце ковёр, предварительно смахнув со ступеней снег, поставил себе кресло. Потом заскрипел ножками по дощатому полу стол, как будто кошка, которую надоедливый хозяйский сын тащит играть, а та пытается ухватиться когтями хоть за что-нибудь. Сэр Призрак выдвинул его на крыльцо, подпёр круглую дверь поленом, чтобы не закрывалась. Вновь вернулся домой, где оставалось ещё много дел: зажечь плиту, загреметь посудой и отыскать чайник, похожий на массивную корону императора какого-то древнего королевства. В этом чайнике хозяин поставил вариться кофе.

Зверёк (который пропутешествовал вместе со столом через половину кухни и всю прихожую под свинцовое небо) решился вылезти из укрытия. По скатерти он спустился на кресло-качалку и устроился там под правым подлокотником.

- Ой! У вас мыши! - воскликнула женщина.

- Это лесные зверьки, - отмахнулся сэр Призрак. - Они часто сюда забегают погреться и полакомиться молочком. Ну вот, кажется, всё готово.

На столе волшебным образом появился тазик-сахарница, чашки, роль которых исполняли вазы для цветов (как раз для великанов). Все-все сладости, которые нашлись в доме, расположились в огромной тарелке, в которой обычно умещалась цельная селёдка, и ещё оставалось место под кружочки лука. Скоро закипел чайник.

Мужчины уселись друг напротив друга, а женщина примостилась слева от мужа, сложив руки ему на колени и беспокойно глядя в сонную заснеженную чащу. Несомненно, она и подумать не могла, что это настоящая чащоба, и полагала, что это только мелкий кустарник.

Сэр Призрак разлил по цветочным вазам кофе, пододвинул поближе к гостям кувшин горячего шоколада и откинулся на спинку кресла-качалки. Оно накренилось назад так, что стала видна налипшая на полозьях грязь и увядшие листья ветхой осени, какой-нибудь из тех, которая случилась, когда Зверька ещё не было на свете.

- Меня зовут Инга, - представилась женщина. - А это Патрик. Дело в том, что мы заблудились. Представляете, какова была наша радость, когда мы увидели знакомую ставню!.. Пусть даже земляника и то, что ставня оказалась дверью, меня насторожили...

- Где был ваш дом? - спросил сэр Призрак. Он достал из нагрудного кармана вместо трубки лопаточку для шарлотки и окинул взглядом внушительные плечи Инги и её мужа. - Я подозреваю, что где-то очень далеко. Может, вы из Швеции? Или из Литвы? Помню, как-то раз на вокзале в Вильнюсе, я видел великана, который выступал со странствующей труппой...

Патрик достал из внутреннего кармана пиджака сигару (толщиной не меньше молодой сосёнки!) и ткнул её кончиком в небо.

- Вон там.

- На каком-нибудь холме? - не понял сэр Призрак. - Тогда дверь... ээ, ваша ставня могла с него скатиться, и...

- Нет-нет, - поправил Патрик. -  Прямо там. Вон там, где-то среди облаков.

- Я давно говорила, чтобы он проверил петли-и, - внезапно разрыдалась Инга. - Очень уж скрипят. Конечно, рано или поздно она должна была отвалиться! Я надеюсь, в полёте она не сшибла никакую пташку-бедняжку?..

Сэр Призрак переводил взгляд с одного супруга на другого. Потом посмотрел на чехольчик для чайника, как будто тот был полноценным участником разговора.

«Может, они живут в луне», - подумал Зверёк. Он вспомнил, что говорила Кся о малютке с ночного светила.

А Призрак заботливо спросил:

- Вы не замёрзли? Мне кажется, вы выбрали слишком уж лёгкую одежду для прогулок по зимнему лесу.

Женщина замахала руками.

- Терпеть не могу меха! У нас там изо дня в день осень, поэтому такая одежда мне привычнее.

- Да где же? - спросил Призрак.

- Вы назвали бы это место - на той стороне луны! - воскликнула женщина, подняла на него глаза, такие круглые, что стала похожа на гигантскую сову. Потом она обхватила голову руками: - Господи, как же там моя маленькая? Нам совершенно-совершенно точно, я совсем уверена, что нам пора идти!

А Зверёк страшно захотел, чтобы Кся сейчас оказалась здесь. «Так страшно, когда родители подолгу не видят свою дочь», - подумал он, и даже — будьте уверены! - прослезился бы от этой мысли, если бы умел.

Но Кся никогда не позволила бы себе заставить грустить папу. Она тут же появилась под вязаным колпачком для чайника. С носков крошечных сапог рассыпалась снежная крупа, так, что если бы сэр Патрик или его жена сейчас заглянули под вязаный чехольчик, то подумали бы что это сахар.

- Что, папа? - спросила Кся. Её волосы были заплетены в бесчисленные косы и обёрнуты вокруг головы, так что голова казалась несоразмерно большой, а колпачок (в котором целиком умещался Зверёк!) неожиданно пришёлся как раз впору — как шапочка. - Я и правда так долго гуляла? Представляешь, мы с двумя какими-то близняшками-неспяшками играли в двадцать вторую летнюю ночь: закрыли глаза, слушали, как скрипит снег, и представляли каждый своё: я — как жужжат в траве пчёлы, а они — как шумят кроны деда-клёна и четырёх его братьев... вот здорово! Потом мы послушали друг друга и решили, что у нас получилось настоящее лето. Потом ты меня позвал, и... так что, я и правда очень долго отсутствовала? Ничего удивительного, ведь я летала в лето - и обратно!

Зверёк ответил:

- Ты — недолго. Мы же совсем недавно завтракали вместе! Но есть кое-кто, кто не видел маму и папу уже очень давно. Вот они, кстати, сидят.

Кся показалась из-под колпачка целиком. Она встала на ноги, а колпачок остался у неё на голове. Инга тут же забыла про слёзы и прикрыла ладонью рот:

- У вас в чайнике кто-то живёт. Какой у вас странный дом.

- Вы живёте в луне, - парировал сэр Призрак, рассеянно наблюдая за Ксёй. - У кого из нас дом страннее? Хочешь тростникового сахара, дорогая?

Кся упёрла в бока кулачки.

- Сначала нужно решить проблемные проблемы. Кто-то страдает!

Она оглядела гостей, ткнула пальчиком в женщину и сказала:

- Точно! Она. Те же самые глаза. Это ваша малявка смотрит по ночам в окошко и льёт слёзы, которые затем выпадают снегом. Зачем вы вообще оставили её одну? Разве можно оставлять одних таких малюток?

Кажется, она не видела совершенно никаких различий между размерами сэра Призрака и его гостей. Если ты малявка, все кажутся одинаково большими.

- Она плачет? - воскликнула Инга. - О господи!

Патрик прикурил от газовой конфорки, сунув сигару в дом прямо через дверной проём, и печально сказал:

- Каждый год мы с мамочкой отправляемся собирать со звёзд и с земли отжившие свои воспоминания и мечты. Иначе они заполонят весь космос — и снаружи, и в головах. И совсем не останется места для новых чаяний. Ничего не поделаешь, это наша работа и делать её должны мы вдвоём. Когда-нибудь малышка подрастет и будет делать то же самое.

- Но угораздило же нас заблудиться в этом году, - всплеснула руками Инга. Она почти не притронулась к кофе, только чуть-чуть к горячему шоколаду.

- Теперь я понимаю, отчего это произошло, - сказал Патрик. - Раньше наша малышка открывала и закрывала окошко строго по распорядку, проветривая свою комнату и весь дом. Это было её каждодневной обязанностью. Каждый день она приоткрывала ставню вот настолечко — мужчина слегка развёл пальцы. Сначала немного света просачивалось наружу. Потом ещё немного, и ещё. А потом...

- А потом, - воскликнула его жена, рыдая, - распахнув окошко полностью, наша кроха одну ночь любовалась миром. Смотрела, как золотит земной горизонт закат, как перемигиваются космические  окошки, и дети в них подают друг другу сигналы, поднося к окошкам керосиновые лампы и свечки.

Патрик обнял жену за плечи и снова взял слово:

- Любовалась тех пор, пока не приходило время снова затворять окно. У неё на стене висит даже специальный календарик. Здесь есть особый ритм, называемый - «ритм небесного светила». По нему мы и ориентировались, когда обычно возвращались домой. Ведь каждое небесное окошко светит в своём ритме, номеров на этих домах нет, нет даже улиц, ведь они перемещаются по небу, как им вздумается! А теперь, по несчастливой случайности, ставня отвалилась, и мы заблудились среди звёзд.

- Мы найдём выход! - воскликнула Кся. — Нельзя оставлять малявку в беде. Ведь даже большая малявка — всё равно малявка.

- Луна теперь видна даже днём, - сказал сэр Призрак. Глядя на гостя, он тоже закурил трубку, и, сплетаясь над их головами, ароматный дым столбом поднимался в небо. - А ночью она такая яркая, что её видно даже сквозь закрытые веки. - Вы такие большие, и шагая по верхушкам деревьев, наверняка сумеете до неё добраться. Да, и можете забрать мою дверь... в смысле, вашу ставню. Видно, вам она нужнее, чем мне.

- Если бы всё было так просто, - покачал головой Патрик. - Теперь, когда мы на земле, силы земного притяжения воздействуют на нас.

- Это вроде как с воронами? - подал голос Зверёк.

- А что случилось с воронами?.. - спросила Инга и тут же спохватилась: - Ой, мышка разговаривает!

- Все птицы в нашем лесу разучились летать, - пояснил Зверёк. Ему приходилось напрягать голосовые связки, чтобы докричаться до великаньих ушей. - Они говорят, что появились новые ветры, с которыми не может совладать ни одно крыло. Эти ветры подхватывают тебя и уносят к самой Луне.

- Значит, у нас дома теперь один большой скворечник, - задумчиво сказал Патрик. - Надеюсь, эти птахи догадаются не трогать семена кофе, которые я разложил сушиться.

- Может, вас получится отправить в космос на ракете? - вслух подумал сэр Призрак. Он повернул лопаточку для шарлотки так, что она и правда стала напоминать готовый к старту космический корабль.

- На ракете? - заинтересовался Патрик. - Хмм... вполне возможно.

- Только у нас здесь никто ракеты не запускает. Вам придётся пробираться на космодром, куда вас, конечно, тоже просто так не пустят. Шутка ли, такие большие космонавты? Под вас, наверное, придётся строить отдельную ракету...

Когда речь зашла про ракеты, а потом потекла в каком-то и вовсе непонятном русле, Зверёк заскучал и отправился бродить по округе. Чуть позже его догнала Кся, и вместе они долго смотрели на виднеющуюся даже днём, даже сквозь тучи, луну, которая казалась дыркой куда-то в морские глубины.

- Надеюсь, ты там не мёрзнешь, сестрёнка, - прошептала Кся. - Мы обязательно придумаем, как вернуть тебе родителей.

Глава четвёртая. В которой всё подходит к концу, в том числе и долгая зима.

Лес как будто бы вымер. Словно бы большой железный молот навис над ним и бросал на каждую полянку зловещие тени. Все зверушки куда-то подевались, даже следы их вели в никуда: пропадали в самых гиблых кустарниках, скрывались под корягами (следы даже достаточно больших зверушек), просто исчезали ни с того ни с сего. Ветки над головами с костяным звуком стукались друг об друга — так, как будто они были полыми.

- Что случилось? - спросили друзья у какого-то сугроба с глазами. - Куда все подевались?

- Спасайтесь! - прогудел сугроб - Надвигается ураган, он сметёт всё на своём пути. А сороки говорят, что он собирается затянуть весь мир в Луну. Ищите укрытие! Только под мой пенёк не нужно лезть. Здесь уже и без вас не хватает места.

Тучи набрякли осадками, они быстро затягивали последние дыры в своём одеянии.

- Никакого урагана не будет, - убеждённо сказала Кся, и два древесных ствола стукнулись, не то опровергая, не то подтверждая её слова: «бомм!»

А Зверёк вынюхивал так усердно, что сопение, казалось, раздавалось откуда-то из-за ушей. Он нюхал то возле самой спёкшейся корочки снега, то приподнимался на задние лапы и нюхал там. Что-то волновало его, заставляло подёргиваться кончик хвоста и трепетать усы.

Среди деревьев прыгал звук, он был мохнатым, почти полностью круглым и жизнерадостным, как и тот,  кто его издавал.

- Ух! - запрокинув голову так, что кончики ушей щекотали загривок, крикнул Зверёк.

- Ух, Ух, - добродушно подтвердила птица. Она сидела на осине прямо над ними, на четвёртой или пятой ветке. - Вы чувствуете это?

- Что чувствуем? - спросил Зверёк. Ух мог иметь ввиду всё что угодно. К примеру, как дрожит от напряжения, перегоняя по своим деревянным венам древесный сок, осиновый ствол, или как веселятся вдалеке, отправляя друг другу самолётики из засохших кленовых листьев, снежные приведения, такие крошечные, что в спичечном коробке у Призрака на кухне их может уместиться целая сотня.

Ух выразительно взмахнул крылом.

- Ты линяешь? - спросил Зверёк.

- Свежий ветер? - спросила Кся.

- Нет! То есть да! Но вы заметили, откуда он дует?

- С луны? - спросила Кся.

- Хо-хо. Хорошая шутка, как раз по мне. Но нет, он дует с юга! Это тёплый ветер, первый весенний ветер, который добрался до наших краёв.

- Весенний? - не поверил Зверёк. - То есть скоро распустятся цветы на всех вишнях?

- Не торопитесь, молодой зверёныш. Всё постепенно. Для начала снег станет липким и мягким... Совершенно верно, когда приходит весна, снег становится липким! Из него можно будет строить дома, корабли и снаряды для катапульты из ивовых прутиков.

У Зверька от изумления дёрнулась левая задняя лапка. Поверить невозможно! Только зима начала надоедать лесным жителям, а они, гости из лета, начали замерзать ночами, как всё начинает меняться. Неужели природа меняется в угоду им, самым маленьким обитателям леса? Нет, в это решительно невозможно поверить.

Зверёк справился со своим возбуждением и осторожно спросил:

- А... из него можно построить мост до луны?

- Мост до самой луны? - изумился филин. - Какая странная фантазия! Но да, конечно можно. Хоть до луны, хоть до самого солнца.

Как мог, Зверёк пересказал филину события сегодняшнего утра: о странных гостях, что наведались к Призраку, и о чаепитии на крыльце. Ух подпрыгнул так, что едва не стукнулся головой о верхнюю ветку.

- Вот это да! Настоящие великаны! Интересно, им не нужен филин на шапку, вместо пера? Ну, на удачу, или там, чтобы притягивал умные мысли... Я бы с удовольствием пожил на шапке у настоящего великана.

- Ух, миленький, - воскликнула Кся. - Эти бедняги не могут попасть домой, а у них там осталась малышка, такая же, как я. Им срочно нужен мост до самой Луны, хотя бы и снежный.

- Это можно устроить, - в голосе Уха появились деловые нотки. - Более того, это будет отличное развлечение на первые весенние дни! Мы начнём прямо от призрачьего дома. Встретимся там, а сейчас мне нужно забрать из дупла свой мастерок...

Зверёк и Кся отправились обратно, спеша донести до всех радостную весть, и ещё далеко загодя увидели среди ветвей цилиндр Патрика. Его бакенбарды собирали обильную жатву усохших листьев. Великаны пробирались через чащу, аккуратно раздвигая деревья, и стволы вновь смыкались за их спинами: будто кто-то большой, ещё больше наших великанов, хлопал в ладоши. Если бы друзья посмотрели вниз, то увидели бы на фоне снега красную шапочку Ёжина с Бажин.

Впрочем, он сам их увидел и заспешил навстречу.

- Кто эти двое, и почему они за мной ходят? - спросил ёж. - Они слишком уж большие, чтобы быть моей тенью.

Инга и Патрик выглядели изрядно смущёнными.

- Но господин ёж, - сказал мужчина.

- Это наша работа, - сказала Инга и всхлипнула. - Мы просто не можем оставить вас с таким грузом на сердце.

- О чём это вы? - спросил Зверёк. Он залез на нижнюю ветку растущей здесь же осины, чтобы удобнее было разговаривать с великанами.

- Они говорят, что мои болота отравляют мне жизнь, - сказал Ёжин и сердито засопел: - Нет уж! Если из меня выжать мои болота, останется только пустая шкурка да эти дурацкие колючки.

- Ваши болота, сэр, - сказал Патрик и опустился возле ежа на корточки. Зверь разбух от гнева, надул щёки и не выглядел таким уж маленьким рядом с двумя великанами. - Ваши болота, сэр, это то, что уже никогда не вернётся в вашу жизнь. Вы не чувствуете, как изнутри вас щекочет ряска и как булькает в вашем животике болотная вода? Всё это осталось только внутри вас, но никогда вы не увидите этого своими глазами.

- Ну, положим, - недовольно сказал Ёжин. - Здесь не увижу. Но я не позволю никому отобрать наследие моего деда и прадеда, лучшее, что у меня осталось. Я могу, в конце концов, уйти на запад, туда, где много-много озёр, где деревья не вырастают даже до нормального человеческого роста, а гниют и валятся под собственной тяжестью на землю. Вот там мне будет всё по душе. Жужжание насекомых и сладкие муравьи!..  Да, да! Как только потеплеет, я так и поступлю.

- Увы, не поступите, - терпеливо сказала Инга. Она стянула с головы шляпку и прижала её к груди. - Вы привязаны к болотам, которые были когда-то здесь, именно на этой земле. Ваши корешки прочно вросли в почву, переплелись с другими корнями. А болото, что внутри вас, мешает вам впитывать новые впечатления и радоваться каждому новому дню.

- Мне кажется, они правы, - сказал Зверёк, свесившись с ветки. - За всё время ты ни разу не порадовался зиме. А ведь ты видишь её в первый раз и, похоже, даже не особенно мёрзнешь! Ты должен быть в восторге!

- Как я могу быть в восторге! - воскликнул Ёжин и сердито топнул левой задней лапкой. - Здесь же нет моих болот!.. Как я могу радоваться новому дню, если они идут вперёд, а не назад, в прошлое, и земля с каждым годом всё больше высыхает!

Он ещё раз в сердцах топнул лапкой. Повернулся и побрёл прочь, неопрятный и грустный комочек цвета палой листвы. Великанская чета выглядела не менее потерянной. Кажется, оттого, что они не смогли выполнить свою работу, они начали превращаться в два унылых куска скалы, из тех, на которых не растёт ни маков, ни дикой малины. От всего этого, - решил Зверёк, - прямо сейчас должны пойти дожди.

Он поспешил исправить ситуацию, пересказав Патрику идею Уха.

Великаны переглянулись, и Зверёк почувствовал, что угроза быть замоченным дождём в конце зимы миновала.

- Этот ваш филин, похоже, и впрямь кладезь идей, - сказал Патрик. - Нам нужно начинать как можно быстрее.

Уже у границы призрачьего сада с крыжовником, двумя яблонями и сливами их нагнал Ёжин.

- Подождите... подождите... - пыхтел он, и когда на него обратили внимание, робко осведомился у великанов: - А вы можете вытащить эти корешки, о которых вы говорили? - он поднял вверх переднюю лапку и посмотрел сквозь пальцы, как будто эти путы и в самом деле можно было увидеть. - Можете оставить моё болотце при мне, но вытащить корешки, которые связывают меня с норкой под старой замшелой корягой, где не хотят селиться даже муравьи?

Супруги переглянулись. Патрик опустился на корточки (со штанин и из карманов его при этом посыпались разномастные кси, задумавшие «зайцами» попасть на луну) и нацепил своё пенсне, чтобы лучше видеть ежа.

- Я бы оставил всё и ушёл, - продолжал Ёжин, пыхтя и потирая лапки. - Как есть ушёл бы! Отправился путешествовать по далёким землям в поисках настоящего болота — такого, какое было в детстве у моего прадедушки.

- Да, это мы тоже можем, - сказал Патрик. Пенсне его загадочно сверкнуло, а левый глаз смотрел ласково и по-доброму; где-то там заблудилась первая весенняя зелень и жужжание насекомых. - Наверное, в вашем случае, господин ёж, это будет наилучшим вариантом. Если честно, я полагаю, что мы с женой ошиблись относительно вас. Очень легко перепутать никому не нужные, трухлявые воспоминания, со светлой памятью о чём-то, без чего жизнь будет самой мрачной штукой на свете.

Он выпрямился, и великанша Инга подала ему ножницы, которые извлекла из специального чехольчика на поясе.

- Не бойтесь, - сказал он. - Через секунду вы ощутите такую свободу, какой не чувствовали ещё ни разу в жизни.

Не успел Ёжин опомниться, а Зверёк зажать на всякий случай лапками глаза Ксе (кто знает на самом деле, что на уме у этих странных великанов), как лезвия ножниц взрыли снег у передних и у задних лапок ежа, едва не задев коготки.

Ёжин изумлённо фыркнул. От испуга он даже забыл свернуться в клубок. Завертелся, проверяя, на месте ли все его конечности.

- Ну как? - с интересом спросил Патрик. Он вернул ножницы Инге и одёрнул рукава пиджака. И это словно послужило сигналом. Все свидетели этой душераздирающей сцены (а таких набралось немало - лесные зверьки обладают поразительной способностью к маскировке - только что никого не было, и вот уже множество заячьих  ушей и беличьих  хвостов) подбежали к Ёжину, наперебой спрашивая: «Ну как?, Ну как?»

Ёж прислушался к ощущениям. Из колючек выступили его уши: круглые, покрытые мягкой короткой шёрсткой и совершенно беззащитные.

- Удивительно! - наконец сказал он и засопел. - Никогда я ещё не чувствовал такой свободы.

Он огляделся и словно только теперь заметил, что стал объектом внимания половины леса.

- Я могу добежать до горизонта и вернуться — и всё это до заката!

Собравшиеся оживлённо загудели. Патрик с женой возвышались, словно две спокойные скалы.

- Хотя  мне и возвращаться-то уже не обязательно, - сказал Ёжин. - С вами было хорошо и весело, вкусно кормили, но пора к родным болотам, где квакушки и комары, и водомерки,  прогуливающиеся прямо по воде, нацепив себе на ноги специальные водные туфли. Где растут водяные груши и можно полакомиться морошкой прямо с куста.

- Тише, тише, - с добродушным смехом сказал Патрик. - А то лес опустеет. Ты забыл сказать про гиблые топи и пузыри болотного газа, которые взрываются и днём, и ночью. И про пауков, чьи сети развешаны так густо, что среди них едва видно солнце.

- Всё равно мне там понравится, - ответил Ёж и был таков. И всем показалось, что он перебирает своими коротенькими лапками по примятому снегу чуточку быстрее, чем вчера.

Работа закипела уже с первыми лучами солнца, когда обнаружили, что вместо «хрумс-хрумс-хрумс» из-под ног и лапок раздаётся более громкий и радостный звук, будто ломается корочка на свежеиспечённом хлебе. А местами и вовсе что-то вроде «чавк-чавк». Ух, Зверёк и Кся, подключив Шкрябла и непоседливых сыновей сэра Призрака, оповестили всех знакомых и незнакомых существ, что, во-первых — грядёт Весна, а во-вторых, что есть забавная игра.

Вот среди ветвей, напоминающих в предутренней дымке нитки паутины, просочились первые солнечные лучи. Шкрябл от возбуждения никак не мог заснуть и слонялся вокруг своей ели, задувая или вновь разжигая развешанные по веткам орешника фонарики из ореховых скорлупок,  попробовал лапкой первый солнечный зайчик на сугробе.

Попробовал и воскликнул:

- А снег-то липкий!

Эхо донесло этот возглас до самых нечутких ушей; и все радостно взялись за работу. Великаны помогали как могли, помогал и сэр Призрак с сыновьями, хотя комья снега, бывало, проваливались сквозь их ладони прямо на крутящуюся под ногами мелюзгу, которым только и оставалось, что с воплями и смехом бросаться врассыпную.

Строить мост оказалось не так уж и легко, но очень весело. Дружной радостью приветствовали показавшуюся в проплешине землю; нюхали и водили хороводы вокруг оставшегося с прошлого года листка чертополоха. Смеялись над очередной подснежной находкой - сонными мышами, которые тыкались мордочками друг другу в уши, пытаясь спрятаться там, как в норке, и заснуть снова; хотели жевать снег, но, почувствовав как он ломит зубы, отфыркивались и топорщили шкурку на спине.

Постройка тем временем росла, вот она уже опирается на крепкие дубы, те будто специально выращены природой как опоры для чудесного снежного моста, а дятлы и бобры вытачивают перила, чтобы можно было без проблем подняться и вкатить круглую, как колесо, ставню. Первая ночь превратилась во вторую, а та — в третью. Когда все отправлялись спать, Кся сидела на верхушке самой высокой сосны и разговаривала с малышкой. Укутавшись в шаль, она смотрела, как плывут по небу слёзы, как рассыпаются они новыми созвездиями. Кричала в небо, пытаясь узнать, голодная та или нет. Может, послать ей как-нибудь кулёк сушёных ягод?.. Но нет, малышка не выглядела голодной или истощённой, только очень грустной. Она с тоской вглядывалась в первозданную черноту, и кажется... нет, совершенно точно, она видела малявку Ксю из Несуществующей вещи и протягивала ей навстречу ручки. «Мы уже почти сёстры, - думала Кся. - Как интересно. У меня никогда не было сестры. Если бы, ах, если бы мы были вместе, мы бы разговаривали о тысяче разных вещей!».

Уже целую неделю неба не касалось птичье крыло, и небо выглядело мутным, как стекло в доме Призрака до того, как влажная тряпка смела с него пыль и паутину. Наверное, действительно, перелётные гуси и озёрные чайки своими жёсткими перьями полируют небеса, а голуби, совы и кукушки своими пышными бакенбардами и мягким, почти пуховым пером смахивают последние пылинки. А теперь птицам не подняться... грустно.

На пятую ночь мост был виден отовсюду. Наверное, даже в жарких аравийских пустынях бедуины могли видеть на горизонте загадочный отблеск. Они доставали подзорные трубы и пытались понять — что это за новый мираж? Всё новые и новые существа сбегались посмотреть на чудо, и почти все принимали участие в строительстве. И вот, на седьмой день, поздним-поздним вечером, кончик моста, похожий на ноготь Снежной королевы, ткнул в пухлый бок луну. Кся была среди тех, кто прилепил последний снежок, и была единственной, кто, разбежавшись, прыгнул в объятья своей новообретённой сестрёнки.

- Твои мама и папа сейчас придут! - закричала она малютке.

- Мне очень страшно, - пожаловалась малышка Ксе, и аккуратно, чтобы не раздавить крохотное существо, подставила ладони, чтобы снять её с подоконника.

Кся просто захлёбывалась новостями. Ей казалось, что она знакома со своей сестрёнкой с самого детства.

- А к сэру Призраку приходила собака! Мне это рассказал мой папа... Она заблудилась, как твои родители,  увидела круглую дверь и подумала, что это твои ставни.

Малышка-великанша объяснила:

- Да, сюда часто прилетают собаки, которым не с кем играть. Они засыпают в подворотнях или своих будках и видят меня во сне. А какие-то остаются здесь насовсем. Я с ними играю и угощаю кексами. Обычно они прилетают рано утром и стучатся в мою ставню. Но теперь ставня отвалилась, и они, наверное, стучатся к кому-то другому.

- Нет! - воскликнула Кся и встала прямо в ладонях великанского ребёнка на голову. - Нет же! Ставня вновь приедет сюда вместе с твоими мамой и папой!

Сэр Призрак расстался с круглой дверью и вытащил из кладовки старую, прямоугольную.

- Надо покрасить дверь в зелёный цвет, - сказал старший сынишка, Томми. - Может, к нам тоже начнут заглядывать собаки. Я так хочу себе собаку! Пусть не насовсем, но чтобы приходила каждый день со мной поиграть.

А Йен молча смотрел в окошко, где великаны, снаряженные всякими лесными гостинцами, спешили через мост, и сэр Патрик нёс под мышкой круглую ставню.

- Теперь всё станет как раньше, папа? - спросил он. - Ведь мы раньше не знали, что в Луне живут такие замечательные люди. А теперь знаем, и всё-всё в мире поменялось. Разве можно после этого жить по-прежнему? Оказывается, есть столько вещей, о которых ты не подозреваешь!

Сэр Призрак не придумал, что сказать, и просто ответил:

- Там, на Луне, тоже о нас не подозревали, будь покоен.

Зверёк был одним из тех, кто сопровождал Патрика и его жену в их путешествии по мосту. Он сидел на одном его плече, а филин Ух — на другом. Ещё был Шкрябл, он быстро утомился, заполз в нагрудный карман великана и сладко там заснул. Ветер здесь дул так сильно, что, казалось, именно он вращает колесо мельницы под названием Время, и земля медленно уходила вниз. Фонарики, на сосне непоседливого бельчонка, мерцали теперь далеко позади, и там же, только чуть правее, светились окна в доме Призрака.

- Лучше будет, если вы проводите нас до середины моста, - сказал Зверьку Патрик. - Нужно будет сразу же отправляться в обратный путь, чтобы вернуться домой до рассвета. Этот мост долго не протянет. С первыми лучами солнца он начнёт таять.

- Что это были за ножницы? - прислонив мордочку к уху Патрика, спросил Зверёк. - Они из какого-то лунного железа?

Патрик улыбнулся.

- Самые обычные ножницы.

- То есть обрезать корешки, которые цепляют тебя за землю и не дают убежать далеко от родных краёв можно самыми обычными ножницами?

- Я скажу тебе вот как - эти ножницы есть у каждого в голове. Чтобы ими воспользоваться, вовсе не нужно видеть перед собой меня и настоящие ножницы. Достаточно просто помнить об их существовании. - И не давая Зверьку всё это осмыслить, он сказал: - Пожалуй, вот и всё. Здесь мы  расстанемся. Дальше дует один мой знакомый Ветер, он не слишком снисходительно относится к маленьким зверькам. Он принимает только больших птиц, вроде журавлей и орлов. Такой вот гордый Ветер. Никак его не перевоспитаю. Ну, прощайте.

- Погодите! - воскликнул Зверёк. - А как же моя Кся? Она ведь осталась там, у вашей дочери!

Патрик пожал плечами.

- Пускай погостит у нас. А осенью я принесу её обратно в своём собственном нагрудном кармане или под шляпой — где ей больше понравится.

Но когда они с филином и сонным Шкряблом спустились на землю (вместе с первыми лучами солнца и вместе с шустрыми синичками, с задорным писком носившимся среди деревьев, ожидая возможности вновь подняться в небо), Кся уже была здесь.

- Как ты мог подумать, что проведёшь лето без меня! - возмутилась она, дёргая Зверька за уши. - А со своей сестрёнкой я могу общаться, лёжа на вершине сосны. Ты не поверишь: у них в лунном доме несколько круглых окошек, а за ними — вечная осень! А под потолком сушатся на нитках грибы и фрукты из разных миров, которые мы можем навестить разве что во снах. Но, во всяком случае, я теперь точно знаю, что они существуют.

Так кончилась долгая Зима, самая первая в жизни Зверька. И Йен сказал истинную правду: ничего уже не станет по-прежнему. Каждое мгновение что-то меняется, поворачивается вспять, каждую минуту кто-то съедает кексы у тебя со стола, и каждую секунду что-нибудь происходит — даже когда кажется, что ничего не происходит. Такова суть жизни.

21.06.2012