(Шестой из цикла рассказов "Волк и Легенды")

 

На острове путников обступали влажные бамбуковые чащи, прижимали их к берегу, а в кронах под свинцовым небом шумел ветер. Погода испортилась со вчерашнего дня, хмурилась низкими облаками, изредка брызгал муторный дождик, скатываясь по пропитанным воском дорожным халатам. Шли молча, стоило открыть рот, как туда заползал, словно большой слизняк, мокрый воздух, начинал неприятно ворочаться между зубов.

Думали, что старик на самом деле жил под опрокинутой лодкой. И, наверное, не он один. Сначала лодки показались из-за пригорка, всплыли, как дохлые рыбины, вверх белым брюхом. Пока Айна гадала, как под такими судёнышками помещается человек, если только лёжа, а если семья, то и вообще не понятно. Дальше за лодками начали показываться дома. Издали на вид не слишком ладные, бамбук будто бы порубили на части, сгребли в несколько кучек, сколотили где попало гвоздями и поставили на сваи, но когда подошли ближе, оказалось, что домики очень даже симпатичные. И, не смотря на кажущуюся кособокость, крепкие.

Деревня дышит утром и влагой. Гомон, похожий на птичий базар – женщины чистят и потрошат рыбу, чтобы затем повесить её сушиться. Айна ловила на себе любопытные взгляды -  редко, должно быть, кто сюда забредает. Женщины сами похожи на обитательниц моря, одежда их по локоть в рыбьей чешуе, она же блестит на груди и подоле кимоно. Костлявые и юркие, как мальки, с узкими лицами и убранными в узел на затылке волосами.

Кое-где из домов выглядывают заспанные рыбаки, купают руки в спальных халатах. Айна предположила, что они спят здесь до обеда, а то и позже, потому  как ночью выходят в море и возвращаются с уловом только к утру.

Даг спросил, где живёт старик Такэтори, и ему показали на один из домов на кособоких сваях.

- Я и не думал, что прошло уже столько лет, - говорит Даг в открывшуюся дверь.

Он тепло улыбается, а навстречу выступает, шаркая по лестнице, дед, щурит заспанные глаза, тоже толкает впереди себя широкую улыбку. Кимоно висит на плечах, будто мешок, из-под засаленной кожи выпирают тонкие ключицы.

- Ты выглядел куда крепче, когда мы с тобой виделись последний раз, - говорит Даг.

Обнимаются, хлопая друг друга по спинам, мнут бока. Даг старается поосторожнее, но радость и порывистость сквозит в каждом движении. Ну точно – встретились два друга.

- Прошу в дом, - шамкает старик, зрачки его плавают в белках, как будто кусочки сыра в молоке. - Как раз греется горшочек с осьминогом. И вас тоже прошу, госпожа. А я думал – неужели до моей кончины не заглянешь, друг из снов? Мне недоставало наших бесед. И вот ты здесь. Я, правда, и представить не смел, что ты заглянешь таким образом…

Шумно расселись на подушки у печки, в самом сердце аппетитного аромата. Пока Даг представлял их друг другу, Айна водила глазами по комнате. Уютная, но очень бедная… нет, не так. Уютная, и ничего лишнего. Тёплые циновки на полу, мягкая постель в углу, там же сушится одежда. Сквозь единственное окошко проникает свет. Низкий стол с глиняными предметами, в масле плавает огонёк лучины. У двери шест, деревянное ведро и метла.

- Живу один, дети по своим семьям, уже внуки бегают. Как хлебные крошки, не уследишь за ними.

Старик бормочет и ещё что-то, пока ставит на стол кушанье. Похож на сморщенную грушу, даже макушка морщинится. А на пучке редких седых волосков, уцепившись лапками, качается и разевает на гостей алый рот маленький меховой комок.

- Нихиро, - говорит Даг, щекочет крыску между ушей. – Он меня знает. Такэтори часто брал его с собой в сны. Да, старый друг?

Они смотрят друг на друга, полным затаённого смысла взглядом. Айна чувствует себя чужой в этой компании, и с улыбкой отдаёт должное еде. Старик разевает рот, из которого вылетает, как большая ворона, смех, хлопает крыльями под крышей, роняя чёрные перья. Куриная кожа на его шее трясется, и крыса с сочным шлепком падает на пол.

- А-а, старый друг, - он смеётся, обозначая на подбородке две глубокие параллельные морщины. – Друг из снов, кто бы мог подумать?

Болтают о былых временах, иногда возвращаясь к еде, потом поспевает разогретая сакэ - рисовая водка - и атмосфера вновь напитывается теплом и радушием. Айна дремлет, и подушка представляется ей большой добродушной крысой…

- Я давно уже не выхожу в море. Кости ломит от соли, морской ветер выдувает из меня последний дух. Моя лодка не спускалась с крыши вот уже семь лет, и мой удел – плести снасти, и провожать сыновей в море. Я боюсь за них. С каждым днём я могу кого-то не досчитаться.

- Море тебя волнует?

- Если бы море. У нас завёлся юрэй, старый друг, - грустно говорит Такэтори, заваривая для Айны чай.

- Юрэй?

- Призрак. Злой дух в женском облике. Его видят ночью, редко днём. Видят, как кто-то блуждает по бамбуковой роще с бумажным фонариком. Уже пятерых людей мы похоронили. Все они без глаз, и все убиты этим призраком. А некоторых и не нашли вовсе.

Даг подобрался, загривок оттопыривает кимоно на спине. Рисовая водка гневно бурлит в его голове, и Айна просыпается.

- Люди боятся ходить в лес, к колодцу, - продолжает Такэтори, наблюдая, как в глубине чашки раскрываются чайные листочки. Глаза у него такие же, как чай, бледно-жёлтого цвета, а от рук тянется аромат жасмина.

Икает, челюсти непроизвольно клацают, и заплутавшее где-то на миг сознание спешит вернуться в тело. Беззащитно смотрит на гостей, и Даг кладёт свою руку поверх его.

- Мы его поищем, старый друг. Нельзя, чтобы погибали люди.

 

Всю местность вокруг деревни изрешетили стволы бамбука, тёплые и приятно-шершавые на ощупь. Упираясь кронами в небо, они метр за метром поднимали его на своих плечах, собирая из прозрачных голубых кусочков целую картину.

Где-то в чаще перекликались птицы, иногда они мелькали среди стволов. Каждая – комочек перьев с красноватой грудкой и длинным прямым, как игла, клювом. Поползни. Они вцеплялись в деревья когтями, и издалека походили на пушистые наросты на бамбуковых стволах.

Даг говорит грустно и задумчиво:

- Он скоро уйдёт. Дух его уже почти на воле, он связан с телом каким-то из его седых волосков, поэтому и блуждает вокруг головы, на сколько хватает длины такого поводка. Такэтори не обрезает его сейчас, и правильно делает, но какой-нибудь несчастный случай – к примеру, станет выпутывать из волос паутину и порвёт случайно, или его ручная крыса захочет почесать лапки. И всё.  

Впереди дорожка из врытых в землю камней, плоских и зеленоватых. Казалось, эти камни здесь с Самого Начала, а цепочка их напоминала сточенные до основания зубы старика. Землица вокруг действительно как дёсны – красноватая, плотная, с редкими побегами. Ноги мягко врастали в мох, с тихим чавканьем отставали, чтобы врасти заново уже на следующем камне, и Айне чудился на языке приятный привкус глины.

Недавно прошёл дождь, и воздух сам по себе казался каплями влаги, которую можно выпить – стоит только вытянуть губы. У Дага в волосах серебрилась паутина, и они казались даже чернее и жёстче, чем обычно. Как будто на макушке у него вдруг начала расти борода.

Дёрн впереди шевельнулся, неопрятно вспух, и дорогу перебежал хомяк. Некоторое время была слышна его возня совсем рядом. Вокруг кружились большие, одурманенные сладким воздухом насекомые.

Айне не хотелось говорить, все слова, которые следовало бы сказать, она запрятала глубоко внутри себя. Как в котелок, который закрыла крышкой, чтоб эти слова ненароком не выпрыгнули, и поставила на медленный огонь. Пусть варятся. Авось на что и сгодятся.

Даг тоже теперь молчал, он двигал бровями и, не зажигая, ворочал во рту тяжёлую самокрутку с беличьей травой.

- Трубку потерял, - пожаловался он Айне. – Наверное, досталась белкам.

Дошли до колодца. Квадратный, с крышей из стеблей бамбука, сквозь щели в которых заглядывает небо, земля вокруг утоптана и вытерта сотнями подошв. Совсем близко – вытянешь вниз руку и достанешь кончиками пальцев – темнеет вода.

Черпать полагалось ковшом из почерневшего от времени и влаги дерева. Айна любила такие вот старые вещи - к нему день за днём прикладываются люди, и текстура кожи на их пальцах отпечаталась на ручке, переплелась на ней паутинкой с другими отпечатками. Придерживая рукой волосы, чтобы не намочить, пьёт и чувствует, как постепенно немеют от холодной воды ноздри.

- Будем ждать юрэя. Старик сказал, что последнее время он появляется каждую ночь и чаще всего его видят тут.

Даг шумно располагается, тщательно прижимается спиной к одной грани колодца, поворачивается, чтобы она холодила и ту, и эту лопатку. Жуёт кончик своей самокрутки похожими на кусочки янтаря зубами.

До сумерек ещё час.

Айна укрывается взятым с собой одеялом. Светло-зелёные стебли плывут перед глазами, и мнится, что ты насекомое, очутившееся на плантации сахарного тростника. Искорку фонаря в чаще должно быть видно, там уже темно и кроны смыкаются наверху, как пышные зелёные занавески. Даг сам волнуется, не может усидеть на месте, то и дело Айна видит, как он вминает подошвами в землю своё раздражение.

Пока они ждали, за водой пришли две женщины в сопровождении рыбака. Долго топтались в стороне, не решаясь подойти; наконец послышались шлепки по камням босых ног. Пока женщины расставляли вёдра, рыбачок цеплялся обеими руками за шест бо, длинную прямую жердину. Выглядывал из-за неё, водя глазами по чаще. Лысина поблёскивала бляшками пота, лицо дёргалось при каждом шорохе.

- А вы чего тут? – спросил он Дага с живым интересом, - Местные ж. Я вас в селе видел… А здесь, знаете, отдыхать не безопасно. Лучше набрать воды, и того, мять пятки. Ага?

Одежда в пятнах и заплатах, за плечами на шнурке болтается тростниковая шляпа; сам маленький, высушенный солнцем и морем. Всю жизнь руки таскали из солёной воды рыбу, а вода в свою очередь высасывала капельки жира и по крупинкам проталкивала в складки под веками соль. Глаза теперь постоянно щипало, и он щурился и подолгу вглядывался в собеседника, пытаясь впитать его через эти щёлки. Лицо сморщилось, как подсохший фрукт, приобрело со временем постоянно хитрое выражение.

Даг покосился на него благожелательно и с умеренным интересом.

- Мы караулим юрэя. Рассказали, что у вас из-за него много проблем.

- Аа! - обрадовался рыбак. - Плохое это дело. Паршивое. Знаешь, сколько у нас за последние дни людей попропадало? Шестую часть деревни как демоны языком слизали. У меня самого сестра четыре дня как пропала. Теперь вот всей семьёй за водой ходим. Вообще, всем посёлком, с утра, но теперь припёрло… рыбного супчика не завтра охота, а сейчас уже.

Он помолчал, косясь на женщин, и словно подгоняя их - ну, давайте быстрее. Айна подумала - наверняка этот мужичок всё вызнал от старика Такэтори: уж больно хитрющая морда. Наверняка, когда они вышли из хижины, толпа любопытствующих уже пряталась в домах у своих окон. Не зря деревня показалась такой пустой…

И теперь самый смелый решил проведать, как тут у них дела, а для прикрытия взял родню.

Состроив хитрую рожу, рыбачёк извлёк из рукавов глиняную бутылочку, перемежая каждое движение поклоном, подал её Дагу.

- Во, что у меня есть, господин! Думаю, а захвачу-ка я с собой маленькую, а вдруг пригодится. И надо же, встретил вас. Угощайся. Ещё тёплая, смотри!

Даг потеплел. Рыбак собрался что-то ещё сказать, но сумел выдавить только воздух. Глаза почернели от испуга, ноги словно собрались бежать каждая в свою сторону, заплелись одна об другую, и он зарылся носом в землю, выставив вверх тощие ляжки. Женщины хором взвыли и, подхватив неудавшегося спасителя под руки, ринулись сквозь чащу. Кувшины плюхнулись на землю, обдав водопадом капель Айну, один с хрустом разломился.

Темнота незаметно пересела с верхних веток бамбука на нижние, растопырила над ними крылья. И там, в этой тьме, мелькал огонёк. Чаще его даже не было, но иногда среди стволов появлялась искорка. Петляла, аккуратно пробираясь через чащу.

Айна почувствовала, как собрался в комок Даг. Глаза ловили каждое шевеление в лесу. Спросила, нервно почёсывая ладонь:

- Может, покричать на него?

- Незачем, - послышался голос. Даг едва размыкал губы, не желая колебать воздух, слова от этого получались чуть слышными:  – Вон те уже покричали. Лучше просто отойдём от колодца. Этот юрэй идёт сюда… Нет, нет! Не сюда отойдём. Не назад. Вперёд. Посмотрим на него поближе. И сними обувь. Будем поменьше шуметь.

Колодец вместе с дорожкой отодвинулся, огонёк теперь стал гораздо ближе, они с Дагом прокрались еще немного навстречу. Расположились за кустом багряника.

Стали наблюдать, подолгу задерживая в груди дыхание.

- Я не чую его запах, - буркнул еле слышно Даг. Его голос напоминал далёкие раскаты грома –услышавший его сначала спрашивает себя – а не почудилось ли? Может, это всего лишь урчит в животе?..

- Наверное, так и должно быть, - шепнула Айна, чувствуя, как начинают трястись, требуя хоть какого-то движения, икры ног. -  Какого демона мы сейчас болтаем? - Это же юрэй, призрак.

Огонёк пробирается нарочито медленно, сквозит в лоне чащи, словно заплутавший ребёнок ветра. Только тот ещё и стенает – в лесу детям ветра непривычно, это для них как будто клетка, только хуже, решётка везде – а этот передвигается бесшумно. Если не считать давешнего чертыханья.

- К твоему сведению: все призраки как-то пахнут. А многие, к тому же, чрезвычайно вкусны, если их правильно приготовить. Сырые, правда, отдают плесенью.

Внезапно над головой беспечно раскричались вороны, безумно напугав и без того дрожащую Айну, и колючий силуэт с распахнутыми крыльями пролетел над ее головой. Даг замолк - как будто дремлет, плечи болтаются под кимоно, руки в рукавах, словно язычки у колокола. Расслабленно обнимает шест бо, который со страху выронил сбежавший рыбак, уложив на сырое его дерево лоб. Айна прислушалась, и не смогла услышать чужого дыхания; своё же ухало и сипело в грудной клетке, как бродящие в бочке пивные дрожжи. Ей почудилось, что стоит пихнуть Дага в бок, и тот свалится кульком.

Даже потянулась, чтобы проверить это, однако глаза его шевельнулись, из рукава показалась рука с вытянутым указательным пальцем и, немного поколебавшись, скользнула обратно. Он прав: сейчас, когда ещё не достаточно стемнело, заметно каждое движение.

Постепенно призрак приблизился. Фонарь словно парил сам по себе, пускал по грязному стеклу блики. Странно, что не перевешивал - хозяин тонкий, угловатый, как будто его сложили на песке из палочек, промазали сочленения смолой и обучили ходить. Руки и шея показались Айне слишком длинными, ноги переставляет неуклюже, как будто втыкает в землю. Платье самое обычное, промасленное, чтобы лучше защищало от непогоды – как, например, на Айне. Многие женщины Островов носят такие в дороге, - но из-за чрезмерно длинных ног казалось, будто призрак плывёт над землёй. Волосы распущены, достигают лопаток, и кое-где вздымаются колтунами.

Свет привлекает тучи насекомых, они кружатся вокруг, неясным шлейфом обозначают движение. Мотыльки  стукаются о бумагу с терпким звуком, ползают по нему, растопырив крылышки.

Юрэй один раз словно бы споткнулся, фонарь качнулся, едва не полетев оземь, донеслось ворчание. Айна дивилась, слушая сварливые нотки – неужели и призраки могут быть с плохим характером? Хотя, почему бы и нет? Они же призраки, то есть, радоваться, в общем-то, нечему…

Граница света приближается, вот-вот уцепится маленькими ручками, вытащит на обозрение… почти подобралась к Дагу, и вдруг уползла по стволу бамбука, запуталась в ветках кустарника, оставив в их сторону копьё света шириной в два пальца.

Призрак движется к огрызку колодца. Сопит, как будто отрезали за какую-то провинность нос, шелестят по плечам волосы. Насекомые ползают по вспотевшим ладоням и по лбу Айны, очень трудно не подать виду, не шевельнуться, не согнать. Дышать такими мелкими урывками уже невмоготу, в глазах плавают белые и зелёные искры… Очень хочется поднять голову, пропустить взгляд в просветы листвы и заглянуть в его лицо, но страшно пошевелиться.

А потом бо в руках Дага начало движение. Плавное, как будто колышется стебель молодого бамбука, ладони сползают ниже, ещё ниже, ухватились за самое основание палки, видно как напряглись мышцы под тканью. Однако, что он задумал?

Фигура в облаке света проплывает мимо, и кончик шеста легонько толкает фонарь, так, что он закачался, разбрызгивая искры насекомых.

Движение исчезло. А потом растаял и свет, скрылся под землёй подобно закату, оставив обескураженных мотыльков. Айна подавила приступ кашля, язык ворочается во рту, как большое насекомое.

- Бежим отсюда, - выкрикнул Даг. Голос прокатился по ушам, забивая внутрь тишину упругими пробками. Где-то всполошились птицы. Лес метнулся навстречу, норовя зацепить их липкими ветками. В ушах кипит кровь, того и гляди брызнет носом, лёгкие с уханьем забирают воздух. Наконец, показалось море, покачиваются на волнах тени лодок и совсем близко огни. Добежали до деревни. Остановились, переводя дыхание, и пошли уже спокойнее среди похожих на бизонов на тонких ногах домов к хижине Такэтори. Даг объяснял:

- Это очень странный призрак. Сначала он вел себя, как обычный юрэй, а потом нет. Призраки очень безалаберные существа, и при этом довольно самонадеянные. Если их застать таким образом врасплох, показать, что их не боятся и над ними смеются… что, как ты думаешь, будет?

- Перепугаются? – наугад ответила Айна. Она могла сейчас думать только об испуге, даже мысли пробирались по стеночкам черепа, испуганно косясь друг на друга.

- Это же юрэй, - хмыкнул Даг. Спокойствие вернулось к нему, даже шест нёс под мышкой. - Каким образом они могут перепугаться? Нет, после этого призраки  обычно впадают в ступор: как, кто-то смог меня перехитрить? Не испугался, не рванул через лес, голося и давясь языком, не забился под корягу, дрожа от страха, а подкараулил и сумел тактично дать понять, что сохраняет присутствие духа. А наш призрак сразу исчез.

- И что потом? После того, как он впадет в ступор?

Айна чувствовала, как в голос прокрадывается скепсис. Расскажи тому рыбачку, что навестил их у колодца, что можно застать врасплох призрака, он бы долго посмеивался в кулак.

- Потом я бы вышел, и поклонился.

- Поклонился?

- Все призраки чтут вежливость. Вежливость, это что-то выше мимолётности жизни, что-то над жизнью и смертью. И если различные существа, заключённые в хлипкую плоть, могут игнорировать эти правила, то призраки ей следовать обязаны. Просто из-за близости своей к чему-то постоянному, к вечности. А потом спросил бы, что ему нужно.

Он хмуро пожевал губами.

- А теперь поди, догадайся. Должно быть, и вылезет только через несколько дней.

Айна задумалась. Рыбаки собирались на еженощную работу, скручивали сети, тут и там видны шляпы, похожие на кувшинки, и воздух сотрясали хриплые крики.

- Можно было бы просто встретить его возле колодца, и проявить вежливость.

- Можно было, - с достоинством ответил Даг. - Если бы он не откусил мне голову, я, возможно, успел бы поклониться.

 

Заночевали у старика Такэтори, расстелив прямо на циновках вокруг печки соломенные матрасы. Ночь прошла под плеск волн на близком берегу, треск угольков и возню птиц где-то под крышей. Ночью Даг вставал и исчезал на какое-то время.

Наутро, позавтракав рисом, понаблюдали за суетливой вознёй женщин над рыбой, и отправились гулять по лесу. Айна спросила, видел ли он что-нибудь ночью. Даг покачал головой.

- Ничего. Излазал все окрестности, караулил до утра. Кажется, и правда спугнули.

- Вчера – ты случайно не видел её лица? Ведь юрэй – это женщина?

Почему-то Айну очень волновал этот вопрос. Что-то отложилось в уголке памяти, что-то тревожное и свербящее, как сверчковая песня.

- Лица? Нет. Я не чуял даже запаха. Ночью ещё исследовал следы, и – то же самое. Только наш с тобой запах, да этих троих смешных людей, которые угощали нас сакэ. А её как будто не было совсем. Даже коробочка из-под муки пахнет мукой. А здесь – ничего.

Лес дышал влагой и плесенью, кричала кукушка, и перемещала своё тельце с одной ветки на другую, хлопая крыльями. Небо просветлело, и рассвет вставал умытый, звонко, как стекляшки, рассыпал блики.

Даг прибавил, потирая шею:

- Мне кажется, она нас тоже не видела. Призраки, они далеко не все очень чуткие, но – я сомневаюсь, что она смогла бы кого-то поймать с таким-то чутьём. Нас же она как будто не видела вовсе.

Их голосам вторило эхо, издевательски и по многу раз бормоча каждый звук.

- Ко-дама смеются над нами, - говорит Даг.

- Кто дама?

- Ко-дама. Старые деревья любят поболтать. Друг с другом им обычно скучно, и они повторяют слова людей и нелюдей, запутывая их. Раньше ты никогда не была в бамбуковых рощах?

Айна смеётся.

- Не приходилось. Ты знаешь, где я жила почти всю жизнь. Возможно, правда, пролетала над ними во сне, но вниз не спускалась.

Даг качает головой.

- Духи клёнов очень скромные. Они даже друг с другом разговаривают шёпотом, а с другими заговаривать вообще стесняются. А духи старых сосен, напротив, не прочь поболтать. Даже иногда выходят из ствола. Мы видим их на длинных, очень длинных тонких ногах. Наклоняться им неудобно, и они тебя попросту не слышат, предпочитая разговаривать друг с другом и с птицами. Зато если какое-то твоё слово долетает наверх, допустим, ты кричишь в лесу, они переспрашивают раскатистым басом.

Айна подумала — и правда, сосны часто молчат, но если крикнуть громко, например, «привет!», то тут же донесётся с вопросительной интонацией: «Привет?». И ещё, бывает, снег на голову падает. Это, наверное, сосновые ками пытаются нагнуть свой непослушный позвоночник, посмотреть, кто там голосит.

Хотя, конечно, в лесу лучше не кричать. Диких зверей шум, может, и отпугнёт, а вот кто-то другой может полюбопытствовать на звук. И этот другой – не только снежный тигр, но и, например, крошечные Топпи, ожившие птичьи следы. Они любят забираться в карманы и тихо выбрасывать всё их содержимое. Тоже хорошего мало.

- А бамбуковые?

- Бамбуки — пересмешники, - охотно отвечает Даг. - И поговорить любят. Только очень доверчивые и слегка себе на уме. И лукавые, что твоя кицунэ. Могут завести в чащу и кружить там, зовя с разных сторон твоим и чужими голосами.

- Я иногда беседую с деревьями. Беседовала - у себя, в горах. Лучше всего могут разговорить низкорослые старые сосны, те, что корнями обвивают какой-нибудь скальный уступ, будто змеи. Они морщинистые такие деревья, и иногда кудрявые. Напоминают добродушных бородатых старичков.

- Ты травница, - сказал Даг. - Ты такое можешь. Они чувствуют исходящий от тебя запах. Возможно, думают, что ты молодая ивка на двух слишком уж резвых корнях, или что-то вроде того.

- Тогда я могу поговорить с этими бамбуками, – загорелась Айна. – Если они не будут болтать все сразу, может быть, что-нибудь пойму.

- Попробуй, - разрешил Даг, пряча оскал.

Айна прекрасно помнила это ощущение. Тёплая кора, запах смолы и хвои, хруст, когда через колючие лапы начинает обваливаться снег. Чувствуешь, что как будто  перед тобой находится старинный друг. Улыбаешься ему, кланяешься. И дерево говорит... ничего не говорит, только улыбается тепло, собирая борозды и зазубрины на коре в улыбку, а корни доброжелательно складывая перед собой. Отвечает на поклон, стряхивая с макушки снег и заставляя сорок взбалмошно метаться вокруг.

Посторонний наблюдатель не заметил бы ничего. Но Айна понимала, и отвечала, шевелясь в беспокойной не то дрёме, не то яви, как в коконе.

Бамбук – совсем не то. С ними не надо окукливаться и впускать собеседника к себе. Они и так смотрят на тебя с живейшим интересом. Кланяешься им, представляешься. И ощущаешь в ответ лёгкие вежливые поклоны.

Какое-то время ничего не происходит. Это не слова – образы мыслей, словно большие комки тополиного пуха. Вопрос-ответ, вопрос-ответ… Даг одобрительно ворчит. А Айна слизывает выступивший над верхней губой пот, пробуя облечь в слова то, что услышала в конце концов.

- Нам нельзя говорить с тобой.

Эхо сочувственно повторило фразу, бережно передавая от ствола к стволу, как будто полную пивную кружку.

- Они понимают, слушают, - добавляет Айна уже от себя. С досадой продолжает:  - Но отвечают только это. Нам нельзя с тобой говорить. Может, дело в тебе? Ты их смущаешь?

- Нет, - говорит Даг, - дело не во мне. С ними кто-то уже побеседовал, и я ощутил это ещё вчера.

- Юрэй?

- Ага. Это тоже травник. Такой же, как и ты, только, может, более опытный.

- Но почему?

Даг пожал плечами.

- Может быть, чтобы наладить хорошие отношения с местными обитателями, оказать вежливость. В любом случае, они знают, о чём пойдёт речь, и не хотят говорить о своём новом друге. Хорошо, что хотя бы ответили на поклон. Бамбуковые очень вежливы.

Лес негодующе зашумел под порывами ветра, а всю дорогу обратно им приходилось продираться через кусты и скрещенные на уровне лица стволы.

- Удивительно, что мы вчера нашли дорогу обратно, - говорит Айна, когда они выбираются из чащобы.

У неё в волосах застряли листья, а в сандалии забились камушки. Даг фыркает, но Айна не обращает на это внимания: - Кстати, а тот юрэй без своего фонарика – может заблудится? Не просто же так она его с собой таскает…

Даг говорит с интересом в голосе:

- Вполне может. Ты думаешь его потушить?

- Просто предположила.

И Айна уже готова гнаться за этой идеей, словно рысь за косулей.

- Можно попробовать вызвать дождь. Это будет несложно. Здесь в воздухе много влаги, даже рыбы с удовольствием выпрыгивают из воды.

- Попробуй. Кроме того, под холодным дождём она может замёрзнуть и простудиться, а призракам нельзя чихать. Чих – это громко, а какие же они тогда призраки, когда их слышат все, и задолго до появления?..

 

В хижину Даг врывается с возгласом:

- Грей сакэ, старый друг Такэтори. Сегодня мы ночуем у тебя на чердаке. У окна на бамбуковую рощу.

Такэтори шаркает к ним, посмеиваясь.

- Оттуда прекрасный вид, - говорит. Зрение у него неважное, и он подошёл почти вплотную, заглядывая в лицо Дагу снизу вверх. – А если будет дождь - моя лодка до сих пор не пропускает воду. Сколько уже лет прошло, а? Я её латал после того, как она досталась мне от отца – тридцать зим назад это было - промазывал воском лесных пчел.

- Откуда ты узнал, что будет дождь?

- А что? Будет?

Старик рассеянно чешет затылок.

- Не говори ничего! – говорит Даг, с грохотом ставя к стене трофейный бо. - Ты всё знаешь и так. Ты хитрый старик, и твои сны – глазки в дверях амбаров, чтобы смотреть оттуда прямиком в завтра.

Такэтори со смехом хлопает себя рукавами по бокам.

- Все уже вернулись с моря. Может, они принесли на дне своих лодок ещё один дождь, чтобы не просохли поля на шляпах, и чтобы под мышками завелась плесень. Но наверняка я знаю, что привезли они рыбы, которая будет в наших тарелках к обеду.

Он бросает взгляд за окно, где лучи света, проникающие между листьями чахлого песчаного чесохвоста, стали уже еле различимыми.

- Прямо сейчас.

Обед прошёл на скорую руку – нужно было хорошенько подготовиться к ночи.

К ритуалу, из принесенных Дагом сумок, всё что нужно разложили прямо на нагретом за день песке. Айна с удовольствием разулась.

Подходили, снисходительно улыбаясь, мужчины. Негромко переговаривались между собой и перебрасывались замечаниями с Дагом. Мол, дождь? А можно нам снег, а то мы видели его, от силы, пару раз. И, если дождь, то можно хотя бы с градом? Так и веселее, и наутро можно будет уговорить жён сплести новые шляпы взамен дырявых. К Айне почему-то обращаться не решались, только поворачивали хитрые обезьяньи рожи, когда она не смотрела. Рассаживались, словно на представление, старики покряхтывали, а в отдалении маячили робкие девушки. Они здесь не такие, как в городе, те первыми подошли бы поближе, поинтересовались и завели бы знакомство. Скорее напоминали женщин в её родной деревне.

Айна рассыпала горсть сухих щепок. Подержала в ладонях, позволяя благодушному настрою напитать их. В любом деле важен настрой, будь ты травник, воин или же крестьянин, без настроя не получится даже дойти до уборной – обязательно поскользнёшься. Разложила их на песке.

Тепло поднималось из глубин земли, и скоро в щепках плясал крошечный огонёк.

- Притащите мне рыбину, - говорит Айна. – Самую большую. Дождь недавно прошёл, и нужно заставить его вернуться.

- Что может быть приятнее, чем свежеизжареная рыбина? – сказал Даг.

- Не совсем. Это ритуальный огонёк, выращенный на ясеневой щепе. Я пропитала дерево священными маслами, нужным образом его подготовила. Готовить на таком еду – это насмешка над ками дождя.

- Хочешь его обидеть? – расхохотался Даг.

- Немного подразнить. Конечно, лучше бы набрать травяных лягушек, в них больше влаги, но они повылезают только к закату.

Принесли рыбину из последнего улова, соорудили что-то вроде вертела. Тут и дети, кидают в костёр всякий мусор, скоро там щёлкали панцири креветок. Айна понаблюдала немного, и кивнула:

- Пускай теперь горит до вечера. Ками дождя прилетит, чтобы потушить его, и будет бушевать всю ночь. Возможно, даже ронять град.

Она обратилась к невозмутимым родичам шныряющей повсюду мелюзги:

- Когда увидите тучи, постарайтесь загнать этих лягушат по домам.

 

Ками как будто догадывался, где скрываются те, кто заставил вернуться его обратно. Дом сотрясался от ударов грома, и Айне мерещился огромный рыбий хвост, который пытается повалить жилище на бок, покатить его и утопить в море. Или забросить куда-нибудь на верхушки деревьев.

Наверху было промозгло и сыро, единственное окошко, выходящее на бамбуковую рощу, будто занавесили с той стороны чёрной тканью.

- С чего мы решили, что получится таким образом застать юрэя врасплох? – спросил Даг, глядя на бегущие по окну грустные ручейки. - Скорее всего, пересидит где-нибудь непогоду.

- В конце концов, - говорит Айна, - твой старик говорил: Юрэй не пропустил ни одного дня с тех пор, как появился.

- Смотри, - вдруг воскликнул Даг. За окном еле уловимо  мелькал огонек.

 

Дверь приоткрылась, в щель под стук капели просунулась шляпа хозяина.

- Друг из снов! Женщины говорят – он снова появился.

Даг бегом спускается вниз, набрасывает плащ, шарит везде взглядом в поисках шляпы. На лице радостная лихорадка, жажда действия смывает грусть без остатка. Айне не нужно ничего искать, вот сложен халат от дождя, поверх него шляпа, у входа сапоги.

Они выскочили наружу. Одежда мгновенно отсырела, поползла по спине волнами. Дождь оказался тёплым, и Айна с облегчением подумала, что ками не очень-то разозлился. Так, вернулся пожурить.

Море довольно урчало, выгибало загривок под тугие капли. Со стороны леса на самом деле бродило пятнышко света. Даг и Айна бросились в ту сторону. Даг скалился хищно и радостно – появился! Айна же забеспокоилась: как так? Любой фонарь такой непогоде потушить, что нам прихлопнуть комара.

Земля распадалась под ногами на клочки, приходилось скакать по ним, как по кочкам на болоте, оставляя глубокие, сразу же наполняющиеся водой, следы.

Юрэй как ни в чём не бывало плыл через бамбуковую рощу. В ту сторону, откуда возник топот и сиплое дыхание он даже не взглянул, занятый борьбой с ветром. В сторону, куда дул ветер, распускался белый цветок платья, фонарь раскачивался и огонёк яростно чавкал. Волосы клубились вокруг него, будто чёрной дым из трубы, а над головой призрака парил, как огромная медуза, бамбуковый зонтик.

- Э какой хитрый! – сказал кто-то сиплым от мокрого воздуха голосом и причмокнул губами.

- Да, - согласилась Айна, а Даг покивал.

Они переглянулись, а потом повернули головы туда, где, опираясь на палку, стоял Такэтори. Мокрая одежда облегала тощее его тело. Хлипкие сандалии утопали в грязи.

Даг спросил:

- Старик! Ты что тут делаешь?

- Что делаю? – удивился старик. – Иду за вами. Ох и шустрые!

Айна замахала руками, взяла за плечи Такэтори, чувствуя как дрожит все его тело.

- Идите, идите домой! Заприте двери, ставни, никого не пускайте. Ну, кроме нас…

- Э, нет. Я старый уже. А она вас перехитрила с этим бамбуковым зонтиком, и в награду пускай забирает меня. Всё равно кого-нибудь сегодня заберёт.

Он вывернулся из рук Айны.

- Моя карма ещё в моих руках. Они слабые – он показал скрюченные пальцы, поднял их, будто бы пытаясь удержать воду. – Но ещё держат мою судьбу. Так что прощайте. Прощай, сынок, мой друг из снов, с тобой мы славно побеседовали. Я надеюсь встретиться с тобой в новой жизни, и немного пройти рядом, выстукивая палкой дорогу.

Айна, почувствовав неладное, подалась вперёд, но резвости в тощем теле хватило бы на трёх молодых. Старик выбросил трость, перепрыгнул лужу, поджав под себя колени,  ладони протянулись к бумажному фонарю. Юрэй остановился, платье натянулось, обозначая тощие ноги и острые коленки. Навстречу старику поплыл зонтик, закрывая его от дождя. Движения  бережные, как будто призрак  узнал в Такэтори отца. Откуда-то из середины туловища появилась ещё одна рука, Айна потом долго пыталась вспомнить этот момент, вот рука с зонтиком, в другой раскачивается фонарь, а вот третья, такая же белая, как и две остальных. Плавно, как переливаются друг в друга цвета радуги, и в то же время нежно перетекла в лицо старика. Зачерпнула что-то, как черпают из мешка горсть риса, и спряталась обратно в призрачном теле.

Когда Айна и Даг приблизились, старый рыбак лежал на земле, как пустая змеиная кожа, а фонарь, снова пятнышко света, маячил где-то на опушке. Айна закрыла рукой рот, не замечая уже ни дождя, ни ворчания грома над головой. Даг придвинулся тоже, подивились мягкой улыбке  на лице старика. Во рту пузырилась грязь, и Айна с досадой подумала, что этому дождю пора бы уже прекратиться.

Эта же грязь плескалась в глазницах, вспухая то и дело мутными пузырями.

- Дотащим его до хижины, - грустно  проговорил Даг, усаживаясь возле друга на корточки.

 

- Взяла его глаза, - вымолвил Даг и вышел из на улицу, окутывая пространство вокруг дымом самокрутки.

Дом казался пустым без хозяина, как-бы поник и сжался. Дождь поутих. Ночная прохлада вползала в окно с всхлипами леса. Откуда-то появились женщины, бесшумно захлопотали вокруг, зазвякали посудой. Старика обмыли, лежанка в последний раз приняла его, а покрывавшее тело одеяло смягчило острые черты лица. В углу потрескивала дровами печка. Все время открывалась дверь, очаг рисовал на стене  профили входящих людей, резко очерчивал шляпы в их руках. Айне хотелось уйти куда-нибудь, но шевелиться было страшно, казалось, пошевелишься, и тем самым проявишь неуважение к мёртвому; танец смерти распадётся, исчезнет в пугающей повседневности. Айна сжалась в своём уголке, жар печки искажал всё вокруг, и каждый жест, каждое движение теперь было частью танца, какого-то древнего ритуала. Через какое-то время дом опустел, и она осталась одна, наедине с укрытым телом.

Потом вернулся Даг. Обозначился в полумраке поклон, адресованный другу и учителю; проследовал к Айне, и матрас рядом просел под его весом. Пахнет мокрым деревом, землёй. Слышно, как шипит, прогреваясь, дым в его самокрутке.

- Не спишь?

Айна тянется, чтобы снять с его шеи налипшие листья.

- Всем призракам что-то нужно в этом мире, - вещает он в облаке дыма. - Поэтому они не уходят к демонам и не торопятся перерождаться. Видела, как светились его глаза в тот… последний момент?

- Светились? – переспросила она без интереса.

- Точно как белый жемчуг. Сияли изнутри. Словно маленькие кусочки луны.

- Нет. Тебе удалось что-нибудь вынюхать?

Даг качает головой.

- Я целый час бродил по лесу. Фонаря уже не видел, запахи смыло дождём. Когда повернул обратно, деревья заступали мне дорогу, и закручивали вокруг себя все звериные тропки. Вышел к колодцу, и дождался, пока не кончился дождь, и не вылезли сверчки. Они рассказали дорогу.

- Не знала, что ты можешь заблудиться в лесу.

- Если ками деревьев того пожелают, в лесу может заблудиться даже птица.

- Что мы будем делать? Мы уже сделали, попытались, и в результате погиб друг.

- Если связь, память его о теле ещё не стёрлась, мы можем использовать его глаза, выглянуть сквозь них, как сквозь просветы в листве.

Айна сказала без энтузиазма:

- Такэтори, должно быть, уже умчался посмотреть тот мир, о котором ты ему рассказывал.

Она избегала теперь называть его стариком. После того, как освободился от телесной сущности, он вне времени и вне старения. До тех пор, пока не родится в новом теле и не огласит первым криком своды нового дома.

- Не думаю, - Даг смотрел в пространство, в колючей бороде его застревали кудряшки дыма. - Он ещё держится за то, что составляло его жизнь. Как малыш держится за спинку кровати, чтобы не упасть. Наверное ему ещё помнится запах потрошёной рыбы, юркие движения креветок, бамбуковая роща, что всю жизнь держала его дом в ладонях, лица сыновей и дочерей, - Даг обозначил улыбку. – Сейчас рыбаки зажигают в его честь фонарики на лодках. Красиво. Как будто звёздное небо. Думаю он не может такое пропустить.

- Это очень сложно. Я никогда этим не занималась, и меня этому не учили, - сказала Айна тяжёлым голосом. - Но я поищу в записях наставницы.

Даг кивнул.

- Ему нужно будет дать временное пристанище. Тело, через которое он сможет говорить.

- А старое? – спросила Айна, и её передёрнуло от возникшей в голове картинки.

- Старое уже не годится. Скоро там заведутся насекомые, а кровь затвердела и похожа на комок глины. Нет, оно не годится. Мёртвое только для зарождения новой жизни, но прежнюю жизнь туда вернуть нельзя.

Айна достала завёрнутые в ткань книги. В двух записи наставницы, страницы тянулись к пальцам, ласкались, словно кошка. Источали запах, от которого вспомнился дом, тёплый, пропахший чесноком и кориандром. Одна книга совсем свежая, тонкая, пахнет апельсиновой цедрой - на выезде из Хлои они с Дагом купили у крестьян апельсины и съели их прямо в повозке. Страницы чистые, кроме первых двух, и хрустящие. Туда Айна записывала собственные наблюдения, ведь мир вокруг не топчется в полудрёме на месте, а движется, постоянно новые места и новые впечатления… есть, чем заполнить страницы.

- Смотри-ка!

Даг держал в руках комок шерсти. Повадки хищника не подвели – выдернул крыса Нихиро из-под алтаря, когда тот показал нос. Тот крутился, перебирая лапками, бестолково тыкал носом в ладони. Хвост свисал сквозь пальцы, грязный и морщинистый.

- Он нам поможет, - Даг почёсывал животному пальцем между ушами, как это делал старик. – Такэтори был к нему привязан.

Ночь растянулась от горизонта до горизонта, кажется, идёшь по ней, как по огромному чёрному полю, а горы рассвета в отдалении не думают приближаться. Даг просит, чтобы помогли снять лодку Такэтори.

Возражает кто-то:

- Он давно не ходил в море. Боюсь, лодка пропускает воду.

- Сильно?

- Немножко.

Даг улыбнулся.

- Тогда, ничего страшного. Мы не собираемся нагружать её рыбой.

Даг налегал на весла, выводя лодку к остальным рыбакам. Вокруг сияли носовые фонари, и в воде, как будто в густом масле, блуждали отражения. Айна сидела спиной к ходу, трогая босой ступнёй тёплую воду на дне лодки. В рукаве шевелился крыс, иногда выставляя наружу нос.

Плыли в темноте, невидимые для остальных. Даг кричал, когда кто-то неосторожно направлял судно в их сторону.  Ещё перед отплытием Айна четыре раза пыталась зажечь фонарь, но огонёк каждый раз умирал, не успев толком родиться. Почистили, залили свежее масло, но и это ничего не дало.

- Оставь. Эта лодка осталась без хозяина, и если она не хочет светить, пусть так и будет. Думаю, мы должны похоронить её на дне после всего этого.

Их услышал один из рыбаков, помогающих спускать судно, замахал руками:

- Не нужно топить лодку. На ней будут выходить в море внуки и правнуки Такэтори. Так делается всегда! Никто не топит лодки…

Даг склонил голову.

- Это правда. Я об этом забыл. Ками лодки просто скорбит о прежнем хозяине. Но придёт время, и он примет нового.

Дно лодки похоже на озерцо чернил. Айна растирает в ладонях и бросает туда травы, сыпет что-то из деревянной фляги, воздух заполняется чесночным запахом, слышны нотки перца, и глаза начинает жечь изнутри.

- Острые запахи. Вот что привлекает мёртвых. Тех, которые не успели забыть, что такое запахи, - говорит Айна, через пелену слёз глядя в пространство. Ей кажется, будто на свободной скамье в центре сгорбилась тень. Сквозь неё полыхают отсветы молний за горизонтом.

- Как для нас специи, - с удовольствием говорит Даг.

В его руках полотняный мешочек. На ладонь выпадают несколько зёрнышек риса. Даг раздумывает над ними пару минут. Дует, семена разбегаются по ладони, застревая в бороздках между пальцами.

- Это подношение тебе, старый друг, - говорит он. – Поешь на последок. Пока ты ещё здесь, поешь. Эти зёрна твёрдые и не варёные, но мы их сдобрили молитвой. Вокруг море, которому ты отдал жизнь, в лодке - скамья которая хранит отпечаток твоей тощей задницы, а под днищем ходят косяки рыб. Всё во славу тебя.

Лодки стекаются со всех сторон, собираются в кольцо из блуждающих морских огоньков. Рыбаки, вытянув шеи, молча смотрят в их сторону.

- И извини за это…

Даг собрал руку в кулак. Айна посадила ему на запястье крыса, и тот, почуяв лакомство, тычется носом меж сомкнутых пальцев. Зашуршало перемалываемое меж зубов зерно.

Когда трапеза была окончена, Даг сел на скамью и осторожно опустил Нихиро себе на колени.

- Получилось?

Айна не узнаёт свой голос – сиплый от перечных паров.

- Э, друг из снов. Я снова тебя чую, - насмешливо сказал крыс.

Глаза его чернели во мраке подобно сгусткам крови, усы торчали вверх. Переступил лапками, и, неуклюже запутавшись в складках ткани, повалился на бок. Икнул.

- Я тоже рад… - начал Даг, и замолчал. Раздул ноздри. – Ты что… пьян?

- О, я пьян ветер и лепестки ириса с капельки росы, - неуклюже промямлил Такэтори. В усах запутались крошки риса. - Прости меня. Я не могу найти с… слов. Они все теперь, как крабы на дне моря. Нужно забрасывать за ними сеть – и неизвестно, поймаешь ли нужные.

Он зачирикал мышиным смехом.

- Зачем ты вернул меня? Давай закончим побыстрее ваши дела. Они теперь не мои.

- Я всё понимаю, - смиренно ответил Даг. – Не буду тебя мучить. Видишь ли ты ещё своими старыми глазами?

- Вижу, - после недолгого раздумья ответил Такэтори. – Я думал, почему мои… Нихиро глаза не работают, но теперь понять. Мои старые глаза не знают, умерло тело, и ещё живут. Ждут, пока за ними придёт хозяин, - он хихикнул. - Мне будет жалко их разочаровывать.

- Что они видят?

- Они под водой. Лежат в какой-то чаше вместе с другими глазами. О, выглядят как драгоценные камешки, - мечтательно прибавил крыс. - Как будто жемчуг. Вода не разъедает. Или они стали жемчугом на самых деле, или вода не солёная. О, ещё она очень чистая. Мне нравится, что мои глаза лежат в такой. Приятно.

- Что ещё видишь?

- Какой-то дом. Дом, полный воды, - Такэтори в смущении ткнулся носом под лапку. – Таких домов, наверное, не бывает…

- Можешь его описать?

- Это не хижина. Этот дом, наверное, из камня, или же сложен из целых бамбуковых стволов и промазан специальным воском, чтобы не от… не пропускать воду.

Он беспомощно повёл мордочкой.

- Очень темно. Один глаз смотрит в потолок, оттуда есть немного света. Больше ничего не видеть.

- А можешь вспомнить, как они туда попали?

Руки Дага сжимаются на бортах лодки, волнение пульсирует между костяшками пальцев.

- Это же глаза, они не могут ничего вспомнить. Они могут только смотреть. Ты бы ещё попросил их оглядеться.

- Да, - Даг рассмеялся, немного расслабив руки, - прости.

- Вам было больно? – вмешалась Айна. – Когда этот юрэй…

- О, и ты здесь, лепесток камелии. Совсем нет, - ответил Такэтори. - У неё очень нежные руки. Приятные. Почти как у тебя.

Он повернул мордочку к Дагу и сказал неожиданно надорванным голосом. Маленькое тельце вдруг затряслось от злобы:

- А теперь освободи меня от этой шкуры. Она не моя, в ней тесно, а друг мой пищит от ярости, забившись в свой собственный хвост. Дай ему ещё пожить на этом свете.

- Хорошо, друг.

- Отнеси его обратно в дом. Пусть те, кто там поселится, в память обо мне каждый день ставят миску молока и дают плавник самой большой рыбы.

Назад плыли в молчании. Рыбаки отправились вытягивать сети, лодки маячили вдоль всего берега. Нихиро сопел, забравшись в Айнин рукав, Даг загребал точными движениями, как будто заводная игрушка из Хлои, лицо обращено к пунцовой дымке за лесом. Там зарождался рассвет.

 

Проплыл над головой, подобно маленькому облачку, короткий сон. Жужжание пчёл над ухом, снаружи гул женских голосов, дети плещутся в воде, и смех порхает за окном, шуршит соломой по крыше. Непогода унеслась за горизонт на этот раз окончательно. Утром они, едва продрав глаза, идут слушать стариков.

Старики собираются под крышей бамбуковой беседки в центре посёлка. Крыша напоминает зонтик, защищает и от солнечных лучей, и от дождя; полукругом скамейки, в центре круглый стол, куда женщины приносят еду, где играют в деревянные фишки, или в другие игры. Пахнет рыбой, рыбья чешуя блестит везде, на травинках под ногами и на пробегающих женщинах. Старики все с красными набрякшими веками, сухой кожей, об неё, кажется, можно зажечь спичку. Старые морские волки, обнажаются в улыбках редкие зубы, глаза блеклые, внимание сквозит в них, как мельтешение стрекоз в сухом колодце.

Оказывают почтение, и их приглашают присесть. Вспоминают Такэтори, печаль сквозит в каждом взгляде, движения полны скорби. На глазах у многих стоят слёзы, голоса ломаются, дрожат, как голая ветка на ветру. Когда почести по умершему отданы, Даг спрашивает про пресные озёра, но старцы дружно – как кто-то дёрнул за ниточку, или за торчащие бородёнки, - качают головами. Тогда речь заходит про поселения, каменные дома, и один из старцев рассказывает:

- Когда-то весь остров был заселён. В центре бамбуковой чащи – во-он там - стояли усадьбы, куда приезжали знатные дамы из окрестных городов. В городах… в городах где-то в летописях монахов, должно быть, сохранилось упоминание о Драконьем острове.

Говорит степенно, складки на одеждах одна к одной, и не шелохнутся. Только морщины вокруг рта двигаются, лепя из воздуха слова:

- Есть такая легенда, что этот остров на самом деле – очень старый дракон, который уже не может плавать, и только елозит пузом по дну. На остров изредка прибегают странные рыжие существа, которые скачут по деревьям ловчее, чем птички-поползни. Занимаются доставкой посланий. У кого-то есть родня на материке, у меня рядом с Оренто живёт брат, и я рад получить от него весточку и отправить ответную. Эти вот рыжие – на самом деле искорки пламени из пасти дракона. Вряд ли он ещё может дышать пламенем, слишком много воды пьёт… Да… Иногда он ворочается во сне, раньше это случалось чаще, теперь пореже. В усадьбах селилась земля, заваливалась в окна, распахивала двери, заносила внутрь ростки бамбука, которые затем пробивали крыши. Какие-то дома заваливало по самые крыши. А наши прадеды жили на этом же самом месте, где сейчас живем мы, в тех же самых хижинах, ловили для богатеев рыбу, и наши женщины занимались в их дворах по хозяйству.

Он помолчал немного, перехватывая поудобнее нить разговора.

- Во время землетрясения всё здесь может погружаться под воду, до самых крыш доходит вода, и мы все плаваем стеди своих вещей. Рыбу можно поймать руками, - старик смеётся. - Не правда ли, шутка судьбы? Усадьбы покоятся где-то под землёй, а мы, вот они. Неет, у нас шкура будет потолще, чем у богатеев.

Даг хмыкает задумчиво:

- Вы можете показать нам место, где были те усадьбы?

-  Ныне там всё поросло бамбуком, уже и не различишь, где старые деревья, а где помоложе. Сейчас там остался только колодец. Мы знаем, поиски ваши как-то связаны с этим наглым юрэем. Такэтори был в расцвете сил, он скончался безвременно, как и люди до него. И мы будем помогать вам всем, что в наших силах. Хотя таковых у нас почти и не осталось.

Старики склоняют на грудь бороды, и Даг торопится их успокоить:

- Вы помогли нам всем, чем, можно, Старшие. Отдыхайте теперь, а мы будем вашими руками.

 

Такэтори похоронили в дряблом погребальном костре, поплакали; а потом были песни, многие посвящались смелости старика, и рисовая водка лилась рекой.

К колодцу собрались только к вечеру. Айну несла к нему приятная лёгкость в голове, как будто там поселилось облако, а ноги просто перебирают по воздуху близко-близко от земли. Даже Даг, кажется, посвежел, краски на лице стали ярче, а уголки губ то и дело ползли вверх. В заплечной сумке его звякало несколько бутылочек с рисовой водкой, а шест жизнерадостно впечатывался в грязь. Айна собрала с собой несколько плодов хурмы, от одного взгляда на которые во рту приятно саднило.

Вокруг всплывали неприметные детальки, на которые раньше не обращали внимания. Там корни вспучились из-под земли, под ними что-то сереет, вроде как камень очень правильной формы. С другой стороны нагромождение сгнивших бамбуковых стволов, напоминающих стену или крышу развалившегося дома. Наконец, среди бамбуков замелькал знакомый чёрный огрызок с соломенным верхом.

Палка Дага то и дело ныряла в кусты вдоль дороги, отыскивая другие следы пребывания человека. Его веселость улетучивалась, он с досадой кусал губу.

- Здесь, судя по всему, был целый город. Нам снова придётся остаться до ночи и проследить за юрэем. Может статься, выследим его логово.

Айна ловила себя на мысли, что боится приблизиться к колодцу.

- Очень странно.

- Что – странно?

- Ты видел где-нибудь колодцы такой формы?

Даг шмыгнул носом.

- Нигде. Только здесь.

- Быть может, это и не колодец вовсе.

Айна приблизилась, вытягивая шею, заглянула внутрь. Темная вода совсем не похожа на что-то пугающее, даже лицо отразила насмешливо, оттянув одну щёку и искривив нос. Дохнуло сырой прохладой.

Даг уставил на неё заинтересованный взгляд.

- Например, печная труба, - полным значения голосом произнесла Айна.

- Что камин делает в бамбуковой роще?

- Ну, кто знает. Но это же феодалы. Может быть, кто-нибудь из них был с каких-нибудь холодных мест, и ему спокойнее рядом с камином. Получается, там, под землёй, целый дом.

- А наши рыбаки с лёгкостью стали считать его колодцем, - подхватил с энтузиазмом Даг. - Кроме того, наш юрэй исчез где-то здесь, совсем рядом. Нам осталось только найти дверь.

- Не думаю, что нас там так уж жаждут видеть.

Охотничий азарт куда-то пропал, Айна почувствовала, как гулко начинает стучать по рёбрам сердце. Она всё ещё пыталась разглядеть что-то в чёрной воде, и ей мерещились там различные силуэты.

- Скорее всего, она сейчас спит, - беспечно разглагольствовал Даг. – Отдыхает после удачной охоты. Призракам тоже нужен отдых, тем более, она не совсем призрак.

- Как это – не совсем?

- Скорее всего, лишь на половину. Такое бывает. Хотя я спрашивал у Такэтори, и он сказал, что никто из местных женщин не пропадал. Должно быть, какая-то залётная. Вот только что ей здесь нужно, на отдалённом островке в море… Впрочем, мы сейчас спросим у неё самой. Только бы найти эту дверь…

Они облазали всё вокруг, соскребая пухлый мох, ковыряя рыхлую землю, кусты кололись и вгрызались в одежду, пытаясь добраться до кожи. Сороки подняли над головами хай, какие-то зверьки наблюдали за ними из-под листьев смоковницы.

Наконец, в одном месте земля провалилась, отрыв широкий лаз. Они осторожно в него спустились. Внутри пахло мокрой древесиной, чем-то душистым и терпким. В такт шагам со стенок отваливались пласты грунта. Вспугнутая ящерица прыснула в щель между камнями. Коридор вильнул, откусив от источающего свет выхода половину. Но света хватало, а пещера оказалась не такой уж и длинной, она уводила вниз, где дышала холодом прозрачная пресная вода.

На выступе покоился фонарь, источая запах масла, при виде его Айна отступила на шаг, ощущая, как разгоняется в венах кровь.

- Значит, она дома, - с удовольствием сказал Даг. Ударил палкой по стене, и по пещере прокатился гулкий звук. От камней отслаивались и падали со шлепками в воду лепёшки мха. Откуда-то сверху капала вода, разбегалась кругами по тёмному омуту.

А потом Айна почувствовала позади себя присутствие. Кто-то загородил свет, не полностью, а как будто вход завесили тонкой тканью. Почувствовала на плечах чьи-то руки, крик застрял в горле, задавленный до мышиного писка, и по телу прокатилась волна сонного тепла. Задержалась в глазах, вылетела через рот облачком пара.

Успела повернуться, бросить взгляд назад, где раскачивалась на расцарапанных ногах, смешно заворачивая внутрь ступни, Юрэй. Она напоминала сложенную из бумаги фигурку. Рот, удивительно красный, почти идеально круглый, распахнут, как будто пробитая копьём рана. Призрак потянулся к ней подбородком, и волосы укрыли лицо с двух сторон, как будто закрыли с двух сторон листами бумаги, оставив только нос, подбородок, да краешки глаз цвета подсохшей крови.

Айна узнала в этом лице себя. Руки, обнимающие её за плечи, теплее и роднее, чем руки родной сестры, которой у неё никогда не было; чем руки мамы.

А потом её не стало. Что-то, какая-то неправильность вдруг исчезла из этого мира, и всё сдвинулось, заполняя освободившееся пространство. Нет, она не стала  ками, как Такэтори, не поднялась над исходящей паром бамбуковой рощей. Её просто не стало - как будто никогда и не было.

Впечатления, следы, которые оставались за ней на протяжении последних нескольких дней, размывала сейчас вода мироздания.

Даг поворачивается чтобы увидеть, как Айна, расплёскивая рукава одеяния, оседает на землю. Как Юэрай пятится, глаза её расширяются, и лицо – знакомое лицо! – приобретает почти детские оттенки удивления и ужаса.

- Почему она так похожа на меня? –голос, тонкий, как стрекотание комара.

- Так вот почему я тебя не чуял, - шепчет Даг. Руки разжимаются, и шест скользит, утыкаясь носом в землю.

Юрэй смотрит – теперь уже на него. По лицу ползут серые пятна, глаза темнеют. Взмахнув руками, словно плетьми, она падает без чувств рядом с телом Айны – таким же, как она внешне, и почти таким же внутренне. Фонарь заваливается на бок, и катится по наклонной поверхности, разливая масло и наполняя пространство дурманящим запахом.

Даг остаётся один среди двух тел одной женщины. Впервые фокус, который выкинул для него этот удивительный мир, стал чем-то чудовищно сложным для восприятия.

 

(С) Дмитрий Ахметшин