(Пятый из цикла рассказов "Волк и Легенды") 

 

Первый указатель они встретили, когда дорога вильнула, и в ноздри ударил густой, словно грибной суп, запах моря. Он выпрыгнул на дорогу, не устояв на кривой ноге, слегка завалился на бок.

- Чего это? – слегка ошарашено спросил Даг.

- Бред какой-то написан, - задумчиво сказала Айна.

«Брет», - гласили буквы на указателе, удивительно корявые, но в то же время выразительные. Так может писать ребёнок, которого только-только начали учить грамоте. Дальше шли восклицательные знаки, причём некоторые стояли на голове. Вот так: «i». Будто этот самый ребёнок сомневался, как правильно.

Второй – через пять минут ходьбы, где дорога изобразила змеиный язык. Поворот направо преграждало поваленное бревно, топорща в беспорядке обломанные ветки. Прямо на коре чем-то острым накарябана непонятная, но очень броская картинка. Как будто тот же малыш, что сооружал первый указатель, пытался изобразить не то снегопад из комков снега, не то миграцию ёжиков. Отчаявшись, он нарисовал огромную стрелку туда, где пахло морем. Как будто если бы стрелки не было, они свернули бы налево ради сомнительного удовольствия встретить в чаще выводок лисичек или набрать горсть черники, а заодно жать каждую протянутую лапу шиповника.

Третий Айна нашла, когда углубилась в заросли папоротника по надобности. На плоском камне грязью нарисована сердитая рожица, вполне человеческая, если не считать задорных ушек с кисточками. И, опять же, стрелочка, указывающая обратно на дорогу, где скучал и грыз травинку Даг. Куда, мол, забрела, почтенная. С нами не потеряешься.

Четвёртый полоскался на ветру красной ленточкой. Достаточно высоко, чтобы его можно было отвязать от сосновой лапы. Завывал зажатый меж кусками скалы ветер, мятежное движение воздуха к густо-синей воде. Ленточка плыла по нему, словно каноэ по волнам, и – правильно! – указывала направление.

Вода была стоячая и густая, над ней дрожала дымка, искажая очертания противоположного берега. Справа и слева синее покрывало укрыло землю до самого горизонта. Айна нависала над всем этим, чувствуя себя не то засыпающим на майской жаре облаком, не то скалой, в складках которой спасаются от зноя ящерки. Она думала, что надо что-то сказать, в уме щупала каждое слово, что приходило на ум, откладывала его в сторонку и играла со следующим, катая его на языке, но каждое находила неподходящим моменту. В конце концов остались какие-то междометья, и вообще не стала открывать рта.

Даг играл с крабом, щелчками заставляя его двигаться то в одну, то в другую сторону, и разместив сумку с припасами между коленей. На фоне ослепительно яркого неба его профиль был словно тщательно вычерчен грифелем.

- Понравилось? - польщено спросил он. Будто звенящая тишина над водой была его заслугой. Айна фыркнула, и почувствовала к этому лохматому нелепому человеку прилив нежности.

Протока изгибалась, будто женская шея. Противоположный берег вздымался исполинской ладонью, утопившей пальцы в песке. Если бы она сейчас шевельнулась, их бы смыло приливной волной, решила Айна.

Где-то там их ждала крошечная прибрежная деревенька. Может быть, вон за теми костяшками, где желтели песчаные проплешины. Они отправились сюда прямиком из Хлои, вдоволь нагулявшись по этому странному, жужжащему, как пчела, городу.

- Я хочу увидеть море, - сказала как-то Айна. Когда она закрывала глаза, из темноты под веками проступало сиреневое шевеление воды, с лучиками света, пронизывающими её толщу, и вкус почти ощущался на губах.

Это ощущение очень долго не давало ей покоя. Айна ворочалась во сне, перебирала в голове все возможные причины своей внезапной страсти к большой солёной воде. Возможно, она утащила её из Клуба Дальних Путешествий, где эта страсть плескалась во взоре каждого завсегдатая.

Даг ответил, улыбаясь:

- Есть посёлок, где люди живут под огромными лодками, опрокидывая их себе на голову, и ходят на берег собирать кораллы. Там живёт один мой друг. Много времени мы провели за беседой. Я виделся с ним во сне, в гнилой лодке, в носу у которой обитают осы, а киль весь увешан сушёными водорослями. Он не ходит в море, так как слишком стар, и поэтому предпочитает путешествовать, проваливаясь под одеяло – говоря это, Даг посмеивался. – Уверен, он догадывается, что я не просто был одним из его видений. Смешной старик.

И они отправились в путь. Оставили на каком-то хуторе лошадь с повозкой, заплатив несколько камешков, чтобы их содержали в порядке, и дальше двинулись пешком по холмам, навьючившись сумками, из расходящихся швами которых выбивались различные травки.

Когда-то здесь был натянут мост, теперь же от него осталось только несколько досок, да остатки пухлых верёвок, под которыми находили тень ночные насекомые.

И пятый указатель качался здесь же, на сонных волнах. Просто щепка, разбухшая от влаги. Однако в очертаниях, по краю которых полз термит, трогая усами воду, угадывался вытянутый палец. Здесь же по берегу шли четко отпечатанные следы. Отпечатки человеческих ступней истекали зноем и сверкали лужицами мутной воды. Рядом пробежался какой-то небольшой зверёк. Удивительно прямо, не петляя и не отбегая в заросли, дабы сбить со следа возможных хищников.

- Да в конце концов! – рассердилась Айна.

- Что-то слышал я про такие указатели, - задумчиво сказал Даг. – Будто бы потерявшийся в лесу указатель – самое несчастное создание на свете. Потому что путников не видно уже не первый год, и места, на которое он указывает, возможно, уже не существует.

Следы сошли на нет у кромки воды. Последний указатель с бестолковым словом «Брет!» нависал над ними, подтачиваемый водой во время прилива.

- Брод, - наконец догадалась Айна. Песок был виден здесь почти до противоположного берега, изредка всплывая мокрыми кочками причудливых форм. На одной из таких грелась морская звезда.

- Ну дела, - радовался Даг. – Седьмой. Как раз столько, до скольки я умею считать.

Айна катала между ладонями густую, будто кровь, воду, думая, как приятно щиплет от соли царапинку под безымянным пальцем.

- Надо перейти.

- Надо, - согласился Даг, и принялся бестолково раскладывать на песке припасы из вещевого мешка.

- Сначала поедим! – обрадовалась Айна. – Отличная мысль.

Они подкрепились. Переместились за уползшей тенью. Поскучали, глядя на воду, нет-нет, да бросая полные сомнения взгляды на покосившуюся табличку. Буквы бродили по ней, составляясь в нелепое слово, каждая пыталась перещеголять соседку размером и выразительностью. «Т» так и осталась незаконченной, видимо, у кого-то не хватило терпения довести палочку – она обрывалась нелепым зигзагом. Мол, зачем я тут вообще стараюсь, сами же видите, здесь можно пройти по песочку, разве что слегка замочив ноги.

- То-то и оно, что видим, - пробурчала Айна.

- Да, - согласился Даг.

И в конце концов уставились друг на друга.

Проще всего было довериться указателям и перейти к острову по песчаной отмели вброд. Но что-то, какое-то смутное предчувствие удерживало их от этого шага.

- Поищем другой брод, - сказала Айна.

- Поищем, - покивал Даг.

Немного поскучав, они неторопливо пошли по берегу дальше. Остров, казавшийся только что таким близким, показал им другой бок и начал удаляться. Теперь он походил на огромную черепаху.

- Эй пиплы. Идите-ка сюда.

Даг ошалело завертел головой, будто разбуженный резким звуком щенок. Айна же посчитала резкий голос продолжением уютной дрёмы, и пробрела ещё пару шагов, купая взгляд в песке среди крошечных ракушек, и чувствуя, как через босые ступни в тело течёт тепло. И только потом подняла глаза вверх.

Кусок скалы выглядел так, как будто собрался бежать от чего-то ужасного, заметался, роняя в кусты шиповника мелкие валуны, и так и застыл, накренившись на одну сторону. Женщина восседала на нём, раскинув ноги и глядя на них сверху немигающим яростным взглядом.

- Нужно что-нибудь перевезти на ту сторону?

Слова вываливались из крошечного алого рта острые, как камешки. Подбородок маленький, но очень выразительный, овал лица напомнил Айне горизонт справа и слева от острова, где только море – такой же правильный, без единого изъяна. Нос высокомерно вздёрнут, а над ним – рыжая чёлка, наползающая на глаза. Сзади волосы были обрезаны неровно, глядя на них хотелось спрятать руки за спину, чтобы ненароком не уколоть пальцы.

Поскольку Айна созерцала, распахнув рот, и пыталась решить, человек это, или природное явление, сгусток огня, принявший человеческую форму, разговаривать взялся Даг:

- Хорошо бы нас двоих. И вот сумки. Есть у вас лодка, или что-нибудь?

Женщина потёрла руки, свирепо на них поглядывая. Только теперь Айна заметила ходящие под красноватой кожей лопатки, задорно торчащую грудь и поняла, что незнакомка одета только в полуденный зной.

Дага совершенно не смущала нагота незнакомки. Нагота – обычное явление среди живых существ, и он никак не мог понять, почему Айна заливается с головы до ног краской и топчется по его ноге своей, требуя опустить взгляд.

Незнакомка спросила с вызовом:

- Здесь нет лодки. Есть брод. Почему вы не пошли через брод?

Даг словно бы растерялся. Промямлил:

- Ну…

- Мы видели шесть или семь указателей на брод, - бросилась спасать его Айна. Замялась, решая, тактично ли здороваться с голым человеком, или лучше просто сделать вид, что не замечаешь его. Как будто его нет совсем. И запоздало подумала, что всё равно уже с ней заговорила. – Здравствуйте.

- Ну и что?

-  Это очень странно. Мы подумали…

- Таким как вы нужно меньше думать, - перебила женщина, в её голосе появились сварливые нотки. - Так что? Есть чего перетащить на тот берег? Письма тоже берём. Только уточняйте, в какую деревню, и кому. Мы здесь мысли читать не умеем… мзда совсем маленькая. Вы дадите мне порыться в ваших вещах, и я выберу что-нибудь одно для себя. Что мне понравится.

- Нам не нужно ничего передавать. Нам бы самим.                                                                

Женщина мгновенно утратила к ним интерес.

- Ах, ну тогда давайте пилите обратно. Вперёд не ходите, там ничего для вас нет.

- Хорошо, не пойдём, - неожиданно покладисто согласился Даг. Хитро покосился на Айну, и спросил: - Значит, вы берёте абсолютно любые посылки?

В глазах женщины появился алчный блеск.

- В разумных пределах, - заметила она. – Что-то тяжёлое я не унесу. За что-то живое, вырывающееся и кусающееся двойная такса.

Даг торжественно объявил:

- Тогда я хочу, чтобы вы доставили на тот берег наши следы.

- Какие такие следы?

- Вот эти вот. Пусть хотя бы они вдоволь погуляют по острову, и можно будет потом говорить – что  Там очень красивые бамбуковые рощи. У меня там живёт один знакомый старик.

Женщина тряхнула чёлкой, и затараторила:

- Доставить их старику? А как его имя? Из какой он деревни? Там их, знаете, двенадцать.

- Я точно не знаю, - грустно сказал Даг. – Просто поставьте следы на песочек, все четыре. Дальше они дойдут сами.

Женщина переводила взгляд с Дага на Айну, под веками сверкали два цепких уголька. Вокруг пышной шевелюры кружилась мошкара, маленький рот приоткрыт, видны острые, как будто у белки, зубки. Айна подумала, в мире, оказывается, ещё остались люди, которых можно читать, как открытую книгу, рассматривать картинки-выражения, красочно вспыхивающие на лице и дрожью проходящие через всё тело. Сейчас там пламенела напряжная задумчивость. А потом увидела своё отражение в воде и смущённо хихикнула – она переводила взгляд с Дага на рыжую с точно таким же выражением.

- Вы очень необычные клиенты, - сказала она нервно. – И очень рыжие. Я не связываюсь с теми, кто рыжее меня.

 - Почему же? – Даг нагнал на лицо простодушное выражение. – Это же следы. Они же ничего не весят.

Женщина не обратила на него ни малейшего внимания. Она осматривала горизонт, наверное, в поисках новых клиентов. Без толку – путь сюда они преодолели в одиночестве.

- А я позволю тебе немного покопаться в моих вещах, - коварно прибавил Даг. – Прямо сейчас.

Интерес вернулся в чёрные блестящие глаза. И пока она колебалась, рассматривая две тянущиеся за ними по песку цепочки следов, от другого скопления камней, которые оплетала, завязывая в узелки корни, кряжистая сосна, жизнерадостно закричали:

- Эй, ползунчики! Есть чего доставить на тот берег?

Айна повернулась, и увидела ещё одно рыжее пятно, с такой же неровной чёлкой, глядящее на них с заметным интересом.

Первая обернулась, и разразилась яростным клёкотом.

- Ой-ой, - огорчился Даг, и извлёк откуда-то трубку. От табака остались одни воспоминания, и он курил теперь обычно всё подряд, морщась и извлекая на свет клубы отвратительно пахнущего дыма. Или просто пустую, тратя спички на ароматный лесной воздух.

Рыжие пятна между тем переругивались между собой, плюясь друг в друга искрами, словно два костра:

- Я не тебя спрашиваю, Ширши. Отвяжись. Ты им не понравилась… ой!

Описав в синем небе дугу, в ответ полетел камень. Вторая исчезла из поля зрения. Пока Айна высматривала её меж сосновыми лапами, первая тоже куда-то подевалась, просыпав им на головы сухие листья и прочий лесной мусор. Айне и Дагу оставалось только вслушиваться в затихающий шум, и возмущённое клекотание, эхом разносившееся по оврагам.

- Они так похожи. Наверное, сёстры, - рассудила Айна.

- Две глупые сестрички, - нараспев сказал Даг. Песенка показалась Айне смутно знакомой. И повторил: - Две глупые сестрички, – похоже, это единственное, что он мог вспомнить. – Они не сёстры. Если хотите знать, вы, люди, тоже многие на одно лицо.

Пальцы неторопливо расшнуровывали мешок.

- Она вернётся, - сказал он, выуживая два жёлтых яблока, последние из их запасов. Одно он протянул Айне, - Нужно съесть всё самое ценное. Не ровен час, позарится.

И правда, вернулась. Сначала из кустов шиповника показался нос с двумя алыми царапинами, а потом и вся Ширши, свирепо сжимающая в кулачки руки, с ногами, по самые щиколотки вымазанными в песке, с налипшими на тело листьями. При взгляде на Дага, в глубине её глаз пробуждалось теперь нечто вроде восторга. А нотки наглости в голосе казались словно бы само собой разумеющееся.

- Ты говорил, я могу покопаться в твоих шушумках. Ну-ка, чоп-чоп.

И, не дожидаясь ответа, принялась перетрясать мешок. На песке оказался тёплый плащ от дождя, мех с пресной водой, почти пустой, солонка, рассыпающая искорки соли. Краб, задорно щёлкающий клешнями, и требующий вернуть его в уютную норку, которую он с таким трудом нашёл.

- Там же наши камни. – Айна занервничала, и сказала это довольно громко, хотя Ширши не обратила на неё ни малейшего внимания. Для неё теперь существовало только дно мешка, которое, как она наверняка надеялась, не покажется никогда.

- Они им без надобности, - ответил Даг, почти с нежностью глядя на рыжую.

И правда, - зачем существу с пышным светло-коричневым хвостом деньги?

Хвост этот вился вокруг её ног, как будто живое существо. Ширши плясала вокруг мешка, - Айна заметила, что она на полголовы пониже её, а Дагу приходится почти по грудь, - и когда хвост попадался ей под ноги, пронзительно верещала на неповоротливую пушистую часть тела. Казалось, ещё немного, и вцепится в него когтями и зубками.

- Нашла! – заявила она, и с вызовом поглядела сначала на Айну, потом на Дага. Руки с острыми ноготками прижимали к груди горсть - бестолковые крашеные жёлуди, а бёдра похабно виляли следом за движением хвоста.

Даг важно кивнул, и Айна поняла, что всё кончилось, как он и ожидал. Сообщил Айне на ухо:

- Там, глубже, были ещё и финики, и сыр, и вяленое мясо. Но я знал, что дальше ЭТОГО она не пройдёт.

Жёлуди были продеты через суровую нитку и крашены каждый в свой цвет. Рыжая продела в кольцо голову, и гордо выпрямилась, наблюдая своё отражение в воде.

 

 Даг сделал этот амулет на одном из привалов, сказав:

- Глупее придумать нельзя.

Жёлуди болтались у него на шее; с глупым звуком стукались друг об друга при каждом движении.

- Это верно, - отвечала Айна, и засмеялась: – Ты похож на старую деревенскую козу. Чем старее и уважаемее коза, тем больше таких вот болтушек на неё навешивают. Только рогов не хватает… зачем ты это напялил?

- Порадовать Судьбу. Ки, - ответил Даг, и вытянул из своей отросшей бороды глупую улыбку. - Она любит таких вот дурачков, делающих необычные для обычных людей вещи, и ходит за ними по пятам. Ей интересно, вот и ходит. Если идти по полю, можно услышать, как за твоими шагами ещё долго шатаются и приминаются до самой земли травы. Ну и, естественно, оберегает ото всяких неприятностей. Можно, кстати, таким вот образом поймать её за нос.

Он опустил голос до хриплого шёпота, и при этом плотоядно улыбался.

- Уж тогда я возьму своё. Выспрошу, что же она, такая плутовка, от меня хочет, и как долго мне ещё мотаться, как , по островам…

Айна серьёзно призадумалась после этого разговора. Присматривалась к старому сапогу с ножом, думала, как бы его обрезать, чтобы получился головной убор. А чего – вполне смешная шляпка, только украсить венком из цветов, и Ки уж точно будет за ней хвостиком ходить. Но при взгляде на Дага, гордо звенящего своим украшением и периодически хитро подглядывающего через плечо, её начинал разбирать смех, и она думала: ну её, эту Судьбу.

 

- Можно навесить на себя много оранжевых фиговин, - щебетала тем временем рыжая, - Они все так смешно пахнут! Особенно если яркие. У вас есть ещё что-нибудь яркое, а, птенчики? Выглядите серо и паршиво. Правда, у тебя очень красивые волосы. Можно, я отковыряю пару прядей? А, всё равно потеряю. Я очень люблю такие рыжие штуки, особенно вешать на шею и на уши, или вплетать в хвост. Только они постоянно куда-то деваются.

Она захохотала, бестолково и звучно хлопая себя по бёдрам, одновременно пятясь куда-то к кустам. Песок под пятками предательски скрипел, и урчал, как большой жёлтый кот. Даг сказал негромко вслед:

- Ты мне кое-что обещала.

- Тебе? – удивилась Ширши. Она смотрела презрительно и враждебно. – Ты же не думаешь, что купил меня, верно? Жужу не покупается за чоков. Чкачтака?

Он выставил перед собой руки, словно говоря, конечно нет, ты неподкупная женщина. Всё, чего я прошу, маленькая услуга.

- Ну и солнечно, - смягчилась она. Беспечно сказала: – Поскакали, зубастый. У меня есть идейка, как сладить с твоими хитрыми следами. Точнее, идейки-то пока нет, но пока поднимемся, прибежит. Не зря же меня зовут среди остальных - соображалой. И ты пошли.

Айна прислушивалась к чудной речи: слова у неё с лёгкостью заменялись на похожие по звучанию, одни гласные, бывало, заменялись другими, с согласными та же беда, а смысл при этом превращался в тропу на болоте. Или улепётывал от слушателя через кусты, словно заяц.

Вода сверкала, как перламутровое ожерелье, воздух казался недвижным, словно масло, только иногда между чёрных скал возникали тоненькие ручейки к морю. В следы, что оставляли они за собой, заползали красные рачки и крошечные насекомые; глубокие на мелком сыпучем песке заполняла вода.

Песок сменился земляной корочкой с хвостами коричневой травы, наметился подъём, бугрившийся кочками, словно бока коня-тяжеловоза. Дорога то пропадала среди кустов шиповника с красными искорками ягод, то показывалась вновь, а остров повернулся к ним другим боком, чёрным и гладким, испещрённым птичьими гнёздами.

Айна ободрала коленки, на подоле её плаща катались репейные семена и дыхание застревало в горле; Ширши же скользила так, что ветки с шипами только лениво качались; бёдра, напоминающие по цвету свежий румяный хлеб, танцевали впереди, и солнце сверкало в них, как в серебряных слитках.

 

Слева склон исходил каменной крошкой, словно чёрными бисеринками пота — когда-то здесь случился обвал; там открылась широкая панорама на залив.

Женщина скакала по клубкам корней, по торчащим из земли скалам, похожим на жертвенные алтари, на которых свернулись, словно змеи, пушистые солнечные пятна, с животной грацией, и её прыжки складывались в глазах Айны в нечто вещественное. Словно обретали тела – этакие упругие подушки из неизвестного материала. Оборачивалась, она дожидаясь их, нетерпеливо колотя по ляжкам хвостом. Бежала дальше, и топоток напоминал Айне звук капели по весне.

Этот топоток усиливался, двоился, а потом множился в сознании. Рыжие пятна плясали у неё перед глазами, мельтешили среди скал, прятались от неё за кустами дикого крыжовника.

- Вот и ответ, - сказал Даг, улыбаясь, и Айна поняла, что он тоже видит эти рыжие пятна с пышными хвостами и глазами, похожими на мокрые речные камешки.

Белки. Айна ошалело завертела головой, пытаясь уследить за бесчисленным движением. Мордочки с острыми ушками воровато высовывались то оттуда, то отсюда, зверьки выскакивали на тропу впереди них и некоторое время бежали, изогнув дугой тельце, потом снова ныряли в заросли. Их проводница шествовала впереди, сама с беличьими повадками, человеческую шкуру она носила с потрясающей звериной грацией. Хвостатые бестии прыгали на неё со слюдяных уступов, катались на голове или на плечах, громко стрекоча.

Море опускалось всё ниже, но запах его всё равно источал здесь каждый предмет. Кое-где на камнях, особенно с восточной стороны, намерзала корочка соли.

- У меня от них болит голова, - жалуется Айна Дагу, выкроив момент. – Бывало, охотники, которые находятся в горах под солнцем слишком долго, приходят обратно, как будто пьяные. Здесь, конечно главное сразу вытащить их из тяжёлых, как у медведей, жёниных лап. Они не могут удержаться на ногах, шатаются, как хромая пивная кружка, и из горла их выплёскивается желудочный сок. Они видят везде снег, а точнее, пятна света от солнца.

- И чего? – заинтересованно спрашивает Даг.

- Эти твои оранжевые друзья – как солнечный удар. Как десяток солнечных ударов, что здесь, в принципе, не удивительно. Мы с тобой можем сейчас запросто валяться под кустиком на берегу с пылающими лбами.

Даг хохочет, заламывая кисти рук, а Айна хмуро говорит:

- Тебе смешно. А я сейчас к голове компрессы начну прикладывать. Вдруг да пройдёт… Тебе – не буду. Не заслужил.

 

- Что там такое? - спросила Айна, вытянув шею.

Снизу поднимался запах старости и разложения. Прямо на берегу валялись, наполовину засыпанные песком, какие-то лоскуты, ремешки, всё изрядно пожеванное и мокрое, песок под ними посерел от грязи.

Ширши остановилась, поджидая их. Услышав вопрос, она снисходительно глянула вниз.

- Всего лишь Моли. Повезло, шо вы ему не поцакались.

Отмель в кольце многочисленных указателей отсюда была прекрасно видна, она маячила слева, щеголяя приятным на вид песком. Айна разглядела примерно в середине протоки несколько покатых белых камушков, и ей на миг почудилось, что под сенью воды лежат, скалясь в небо, черепа.

- Кто это – Моли? Звучит не больно зловеще.

- Вон он – рожу в воду погрузил, и полощет.

- Где же? – спрашивает Даг, приставив ладонь козырьком к глазам, разглядывает тот берег.

- Да вот. Вон там дыра, видите? Пещера? Так это – ноздря. А вторая рядышком, за кустами смородины. Отсюда далеко, горошины не кинешь. Далеко. Даже не пытайтесь.

Пещеру Айна действительно видела. Чёрная дыра в земле, поросшая травой и спутанная корешками.

- Занятно, - сказал Даг. – А я думаю – чем воняет…

Ширши бестолково хихикнула:

- А мы здесь ловим, что остаётся. Даже сачки соорудили, вон там валяются.

Она ткнула вниз, и до Айны начинает доходить, что там, в воде, на самом деле чьи-то черепа, а вот эти тряпки, возможно, одежда несчастных. На неё надвигается, вминает в землю, как тень огромной хищной птицы, Догадка.

- Где он? – говорит она пересохшим горлом, запуская в волосы пальцы. - Где он? Я не вижу.

- Похоже, этот остров, - не остров вовсе. Что-то настолько большое, что не укладывается в голове. Живое. Видишь, там, напротив ноздри, сбивает с полёта птиц, а насекомых засасывает внутрь?

Айна не видела, зрение у Дага было острое и чистое, как сосульки, которыми обвешивались по весне откосы крыш в её горной деревеньке.

- Мы туда теперь не пойдём?

- Ну, как же не пойдём. Там же живут люди? Не думаю, что они подозревают, на чём живут. Старик, во всяком случае, мне эту байку не рассказывал. Разве что травил о землетрясениях, что роняют со столов посуду и уносят в море лодки.

Ширши громко и раздражённо перебирала жёлуди:

- Вы какие-то мудные. Больно медленные. Говорите даж по очереди. Что, не умеете одновременно говорить и слушать?

Не дожидаясь ответа, она двинулась дальше, окружённая своей бестолковой рыжей свитой.

Они вдруг оказались в лесу, под ногами пружинит хвоя, изредка вспучиваясь шляпками грибов, а вокруг танцуют сосны, скрещивая на фоне плюшевого неба прямые стволы. Зверьки шныряют по деревьям вверх и вниз, если бы стояли на месте, или двигались очень медленно, были бы похожи на больших рыжих гусениц. На стволах следы многочисленных коготков, кое-где кора содрана и видна белая древесная мякоть.

Белки шныряли по дуплам, перемещались между деревьями по цепляющимся друг за друга веткам, на первый взгляд очень бестолково, и Айна попыталась углядеть там какую-то систему. Потому что некий порядок, какие-то правила есть везде, даже в перемещении звёзд ночью, в этой бестолковой суете на чёрном небе. Возможно, его никто не разгадал, предпочитая списывать на перемещения светляков на небесном куполе, но – Айна подозревала – он там есть, несколько глубже, чем инстинкты насекомых.

Впрочем, на второй взгляд систему разглядеть не удалось. И на третий тоже. В этом движении одновременно во все стороны, в весёлом, назойливом стрекотании над головой и регулярных потасовках не было смысла вообще.

У Айны снова разболелась голова, и, чтобы как-то успокоить эту боль, она стала следить за теми белками, что оказывались на земле. Когда передние лапки касались земли, перед ними словно бы вырастали высеченные на гранитных плитах правила, и на мордочках появлялось очень серьёзное, и немного напуганное выражение. Они перетекали на травку, поспешно выпутывали оттуда лапки, и двигались строго направо, огибая ствол и постепенно удаляясь от него по спирали. Через каждые два прыжка белки останавливались, складывали лапки на белой груди, и блестели в разные стороны бусинками глаз. Потом продолжали движение, оставляя за собой росчерк хвоста – до тех пор, пока не попадали в область притяжения другого дерева. И оголтело чирикая, неслись туда, не по прямой, а по точно такой же спирали, перепрыгивая через камни и продираясь через колючую поросль.

Даг, кажется, ничего не замечал – ну хвостатый, самое удивительное да упускает из виду, а всякой мелочи поражается. Как ребёнок. – она спросила у Ширши сама.

- Мы всегда бегаем так, - ответила она беспечно. - Не знаю, как это называется. А что, можно по другому?

- Можно. Ты же сейчас ходишь прямо, не петляя и не по спирали…

- Что спирали? Откуда спирали? – всполошилась Ширши, и хвост её вздыбился, как у взволнованной кошки. – Я сейчас под тебя смекаю, беловолосая. Надо же и повадкам подражать, иначе непохоже получается.

Айна покосилась на хвост, но не стала начинать спор. Ясно же, что ничем он не кончится. Эта, ушастая, может запросто ускакать посередине диалога подбирать свалившуюся с дерева шишку. Сказала безнадёжно:

- Можно, например, хотя бы в другую сторону бегать. Не направо от дерева, а налево…

- Если в другую сторону, начинает кружиться голова. Да и что тогда получится? Караул, вот чего. Все будут бегать, как хотят…

- Мы высшие существа, это всем известно, - невпопад закончила Ширши, и тут же с диким хохотом принялась носиться вокруг них на четвереньках, перекатываясь через голову.

Айна изобразила на лице сомнение, Даг, посмеиваясь, заметил:

- Это известно всем белкам. Так что даже не думай им перечить.

Всё новые и новые белки собирались вокруг них в кружок, и, сочтя их скучными и унылыми, бросались врассыпную по своим делам. На залитых солнцем полянках, похожих на плеши на голове старика, укутанных многолетней хвоей и кустами земляники, внезапно начиналась цивилизация – шалашики из обломанных веток, прямо на траве деревянные мисочки с какой-то снедью и корешками, в чашках из промазанных смолой листьев лопуха – лужицы с тёмным, почти чёрным вином. Кто знает, где белки его брали, но тяжёлый винный запах висел над такими полянками, почти видимый в неподвижном воздухе. Там белки обычно одевали человеческие шкурки, запирая суету в грудной клетке, они сидели на хвое, скрестив ноги и что-то делали. В глазах, маленьких, точно пуговицы или речные камешки - искорки злого блеска.

- Их сердца подгорают изнутри, - задумчиво сказал Даг, - Наверное, изо рта у них пахнет горелым мясом.

И Айна понимала, что он имел ввиду. Там и сям возникал шум, когда белки не могли что-то поделить. Если бы она понимала этот щебечущий язык, напоминающий скрип стволов в лесу, собственные отсохшие ушки ей пришлось бы таскать на шее на верёвочке. При каждой возможности в ход шли коготки, клочья рыжей шерсти кружились и оседали на землю, а когда всё утихало, довольные собой и противником, они отпаивались вином, обнимались, нежно таскали друг друга за хвосты.

Обида сгорала в мгновенной и яростной ссоре.

- Эй, цыплята! Идите к нам, поиграем.

Те, кто их позвал, играли в странную игру, нацарапав на толстой коре какие-то символы, чёрточки и точки. У каждого участвующего в игре, обычно их садилось в кружок по трое или четверо, был свой набор карточек, который они периодически пополняли из неровной груды в центре. Карты постоянно кочевали – из кучи в лапку, оттуда к другому игроку или обратно в кучу. Над каждой такой группой висел задорный клёкот.

Немного понаблюдав, Айна увидела что очень много карт исчезает под хвостом, которым каждый игрок заботливо разложил на коленях, или уложил позади себя. Своим, или, если соседский оказывался под рукой, соседским. Потом так же неожиданно карты появлялись и включались в игру. Шулерили все и сразу, иногда с хитрыми лицами лазали за чужой заначкой, под чужой, соответственно, хвост, пока его хозяин препирался с другим соседом или с игроком напротив.

- Хотите поиграть? – пристала к ним Ширши - Это называется – карты. Хотя у нас нет на это времени, мне бы от вас избавиться поскорее, но вы можете немного поиграть, да.

- Я видел такие в городах у людей, - сказал Даг. - Там построены целые дома для таких игр, и там немного повеселее. Из окон иногда вылетают проигравшиеся.

Ширши возмущённо заклекотала.

- Это неправильные карты. Белок много, играют все. А люди подсмотрели и построили какие-то дома, где есть правила, сечёшь? У нас нет правил! Каждый играет, как хочет. Мы ходили к людям играть в карты, и проиграли! Это никуда не годится! Мы придумали эту игру – чтобы проигрывать в этих скучных игральных домах?

Она распалялась всё больше и больше, и Айна на секунду подумала, что сейчас лопнет, обдав их горячим воздухом. Но ничего такого не случилось. Они прошли мимо играющих (среди которых были и мужские, и женские особи; и Айна старалась повыше задрать нос, чтобы не видеть их наготу), слушая в свой адрес призывные крики вроде «Эй, у нас свободно! Давайте к нам», что-то на тему «Обыграть бесхвостых» и задорный, клекочущий смех. Кажется, если Айна или Даг ощутили в себе хоть малейшую тягу к картам, они были бы нарасхват.

Кто-то, гневно завывая, швырнул карты в лицо соседу, и началась обычная заварушка.

Ширши плыла впереди, как большая знающая рыбка, виляя роскошным рыжим хвостом и обозначая полоской коричневой шёрстки вдоль позвоночника направление, а они с Дагом, как два неопытных рыбьих детёныша, плыли следом, в расходящемся клином движении воды. Когда ей становилось неуютно ходить на двух ногах, она вставала на четвереньки и бежала, бросая тело вперёд неровными рваными прыжками. Суставы в задних ногах у неё тогда каким-то образом смещались, ноги в коленках вдруг выгибались совершенно в другую сторону, и кожа при этом болезненно натягивалась, обозначая хрящики. Иногда она оборачивалась и поджидала, вспоминая о них, как о чём-то необязательном.

Даг довольно долгое время косился на Айну, и, когда она наконец заметила, спросил:

- Ты, верно, думаешь, что попала в центр лесного пожара, вступила в лошадиные какашки, или что-то вроде того.

- Вроде того. Она такой же оборотень, обаке, как ты, но другой. Словно бы делает то, что хочет. Они все здесь делают, что хотят, и это ужасно. Хорошо хоть, похоже, они все хотят одного и того же…

- Ты словно осуждаешь это.

- Да нет, - сказала Айна, и задумалась. – Не то, чтобы.

Пауза затянулась, и Даг спросил:

- Вот ты, например. О чём ты сейчас думаешь?

- Что? – Айна нервно засмеялась. – Не скажу. Какое тебе дело?

- Мы думаем, о чём хотим, а делаем как нужно, а они наоборот. Делают, что хотят. Известно, у всех мысли скапливаются между ушами. У них уши торчком, - он показал два пальца, развёл их для убедительности, и мысли все наружу. А у тебя в голове, и чтобы выбраться оттуда, им приходится хитрить. Глядеть наружу, например, через глаза. Или выбираться через рот.

- Фу, - Айна нервно засмеялась. – А у тебя где мысли?

- Мои, - авторитетно сказал Даг, - вообще можно ложкой есть.

- Не похоже. Иногда ты похож на большой вопросительный знак. Точнее, это я похожа, когда на тебя смотрю.

- Просто у меня их мало, - хохотнул Даг. - В этом всё дело. Со мной не наешься.

Он внезапно замолк, и в глазах загорелся странный огонёк.

Одна из «обустроенных» полянок источала дымок, словно сама по себе являлась жерлом трубки, и когда они проходили мимо, он ударил в ноздри.  Они курили что-то, закрученное в лист лопуха. Двое или трое были в облике человека, остальные носили свою настоящую шкурку, но у всех изо рота торчала дымящаяся трубочка.

- Какой приятный запах, - пропел он, и Айна поняла, что её спутник попался в капкан похлеще, чем зажатая меж крошечных челюстей самокрутка.

- Хочешь такую же? – обрадовалась Ширши. Правая бровь хищно дёрнулась. Она нырнула в сизую дымку, и там тут же началась заварушка. Вообще заварушка начиналась везде, где сталкивались две или больше белок. В детстве, когда Айна с мальчишками играла зимой в снежки, наибольший смех вызывали брызги, которые получались от столкновения снежков в воздухе; здесь было точно также, только во все стороны летели клочки шерсти, и, кажется, искры.

Ширши вернулась с одной из таких курительных палочек, наполовину уже выкуренной. Даг блаженно заткнул ею рот, втянул щёки, и на лице отразилась напряжённая работа вкусовых рецепторов.

- Что это?

По лицу его медленно растекалось озадаченное выражение.

- Морская трава. Она высыхает на солнце, пропитывается солью, а потом её можно курить.

- Похоже на корицу. И лимон, - сказал он Айне. - Только немного послаще. Я хочу набрать ее с собой.

- Да сколько угодно, беспечно отозвалась Ширши. Кажется, дым оказывал на её характер самое благоприятное воздействие, размягчая его, словно полуденная жара кусок сыра. Даг тоже блаженно улыбался. Айна вдруг уловила в своей голове убаюкивающий стрекот насекомых и отошла на порядочное расстояние, откуда Даг и Ширши казались кусочками льда, плавающими в незамерзающем горном озере.

Скоро у них был целый мешок, пухлый и остро пахнущий чем-то приятным. Из прорех торчали ломкие и длинные, похожие на пальцы, листья. Даг докурил и шагал дальше лёгкой походкой, за каждым его шагом взлетали столбики хвои, а следы танцевали по тропинке самый причудливый танец.

На следующей полянке их ждал другой сюрприз. Рваный ритм возник и постепенно нарастал, проникая через уши и ноздри в голову и сотрясая там кровь. Если долго слышать, как долбит снежную корку капель в самом начале весны, возникает такое же ощущение. Как будто каждый удар встряхивает внутренности и заставляет почки стукаться друг о друга и о рёбра. Сквозь раны в листве показалась полянка, и Ширши мгновенно вклинилась в компанию сидевших полукругом сородичей.

Там играли на самодельных барабанах, положив их между коленей и колотя ладонями и хвостом. Две белки, поменяв шкурку на более удобную сейчас, белую и гладкую, танцевали.

О, что это был за танец! Яркий, словно кружащийся по осени кленовый лист, такой же острый по краям, по прожилкам-венам струится жидкий огонь…

- А пошлите, - сказала Ширши, хитро посматривая как будто из большого кокона на Айну и Дага, - пошлите станцуем на языке у Моли.

Ритм сбился, и уплыл, как деревяшка, угодившая в медленно вихрящуюся заводь на реке. Белки возбуждённо загомонили. Побросали инструменты, и, обращаясь на ходу, посыпались через чащу. Айна наблюдала вблизи, как падали на четвереньки, стремительно укорачиваясь в размерах, как трещали и щёлкали кости. Мордочка вытягивалась, одновременно обрастая рыжим пушком. Всё происходило быстро, настолько, что не успеешь сказать – «Белки побежали». Словно отряд больших рыжих муравьёв они облепили ближайшие деревья, и перемещались дальше, в сторону берега, прыгая с ветки на ветку. В одежду на плече Дага вцепилась одна, сердито защебетала, призывая следовать за собой. Умчалась в чащу за остальными, смешно изогнув хвост.

- Это была Ширши?

- А кто её разберёт, - отозвался Даг. После беличьей травы он был слегка задумчив, и напоминал сонно покачивающийся на волнах в центре штиля корабль. Такой же сонный, с такой блаженной солёной улыбкой на устах, а кожа на лице вроде бы приобрела цвет и шершавость дерева.

Белки собрались внизу, на берегу, возле кричащего указателя на «брет!». От шевелящейся хвостатой и щебечущей массы во все стороны разбегались ручейки следов. Они явно чувствовали себя на земле не в своей тарелке, и старались потеснее прижаться друг к другу. Изредка возникали вспухлости, как будто пузыри на воде, когда кто-нибудь забирался на головы товарок.

- Э, инструменты забыли, - сокрушалась Ширши. Она снова поменяла шкурку, делала это так стремительно, что Айна никак не могла поймать нужный момент. – Может, метнётесь? Нет?.. Ну ладно. Будем танцевать под тишину. Вы знаете, что такое танцы под тишину? Это шуршание песка и стрекотание насекомых, крики птиц. Вы слышали ритм наших барабанов? А теперь попробуйте услышать другой ритм. Тот, который всегда вокруг нас…

Айна попыталась уловить ритм в стрекотании белок, но, как и в прошлый раз, не сумела, и в голове снова болезненно засопели сверчки.

Наверное, они о чём-то договаривались. И, что самое удивительное, договорились. Оранжевая масса выдавила из себя одну частичку, капельку, которая, меняясь, принимала человеческий облик. Хвост её рос, и за него, как за ветку, пытались цепляться другие белки, и с весёлым стрекотанием падали вниз.

Она прошлёпала босыми пятками по мелководью, и оказалась на отмели. От движения воды медленно покатился, вращаясь и выпуская из глазниц веера пузырей, череп. Движения её стали медлительными, и очень гладкими, текучими, как струящийся между пальцев песок. То вдруг превращались в быстрые, как удары копья, или взмах хвойной лапы на ветру. Айна открыла рот – белка двигалась в такт с хаотичностью природы, она и была сама хаотичность, всегда то отставая то опережая на мгновение сонное бормотание морской заводи. Волосы плескались у неё между ушами, то и дело падали на глаза, оставляя только нос, острый и задиристый, как его хозяйка, да тонкий чувственный рот.

Остальные почтительно затихли. У Айны перехватило дыхание от горячего солёного воздуха, внезапно пришедшего в движение.

Остров разматывал кольцо за кольцом своё тело, выворачивал из воды один бок, скользкий и гладкий на вид, опутанный древесными корнями, словно венами. С другой стороны берег погружался в воду, и она вскипала, как вода в котелке над жарким костром, вот уже деревья шлёпают ветками по воде, разлетаются, судорожно хлопая крыльями, птицы. На таком расстоянии они похожи на мошкару, вьющуюся вокруг конского крупа.

Песчаная отмель ожила, превратилась в хлёсткий жёлтый язык, и с хлюпаньем втянулась куда-то в исполинскую щель, обозначившуюся у основания острова, хотя это и не остров вовсе, а голова, исполинская голова, вот и ноздри раздуваются, кусты смородины и маленькие ёлочки цепляются корнями, чтобы их не утянуло в чёрные провалы; туда обваливаются комья земли, открывая исходящую соком начинку. Айна с ужасом представила себе, что они идут вброд по отмели – языку Моли, и он вдруг всасывает их куда-то в бездну.

Белка, которая танцевала на языке Моли, выбралась из воды, мокрая и растрёпанная, но живая и совершенно счастливая. Волосы повисли скользкими прядями, соски почернели от соли и возбуждения, и стали похожи на широко расставленные глаза. Другие окружили её, заливаясь щебетом, оставляя на коже глубокие красные точки, принялись карабкаться на плечи и на голову.

- Буркала он разодрать не может, - сказала Ширши и показала туда, где качалась, как будто от сильного урагана, роща старых сосен. Стволы скрещивались, с шумом цеплялись друг за друга ветки, соря еловым мусором. Только это был не ветер, что-то шевелилось под землёй, рвалось наружу через сплетения корней. Как будто там ворочался и тыкался носом огромный крот.

Берег под их ногами заливало мутной водой с шапкой пены, на мгновение мелькнул красный бок форели, хвост, настолько большой, что он казался расставившим крылья альбатросом. Справа мусор и щепки завертело и бросило на скалы.

- Не шугайтесь, - сказала Ширши. – Сюда он не поползёт.

Зверь побушевал-побушевал, и успокоился. Вода понемногу перестала бурлить вокруг, а язык снова вывалился из пасти, - на этот раз Айна его разглядела – раздвоенная на конце лента цвета свежей говядины, и прихотливо изгибаясь, сложилась на прежнее место, достав раздвоенным концом почти до другого берега. Песок кружился сверху разводами, похожими на кипящую пшеничную кашу, перекатывался через язык то сюда, то обратно.

Песок понемногу оседал на дно, вот она и отмель, снова спокойная и сонная под прозрачной водой, скоро на неё повылезают различные обитатели мелководья, чтобы выставить к солнцу клешни и различные конечности.

- У него и зубов-то нет давно, одни сточившиеся бугры. Но засасывает всё ещё будь здоров! Он же большой! Может быть, по этим извивам будешь перемещаться до самой старости, и до желудочного сока так при жизни и не доберёшься, - Ширши смеётся щёлкающим смехом, как бы телега едет по мелким камешкам, по щебневой дороге, и они с весёлым треском отскакивают в стороны, с глухим звуком барабанят по её донцу.

- Моли ложится всегда в одно и то же место. Видно, у него там налёжено, ямка. И не ползает никогда, старый уже, то ли просто лень. Вот и зарос, бедняга, лесом, как щетиной. - похоже, она так и не смогла придумать, что бы тогда случилось, и бестолково замахала руками. - О, что бы было, если бы он ползал! Что бы было!..

Она говорила, захлёбываясь словами, они накладывались в общем потоке одно на другое, причудливо сплетались буквами. Судя по гомону, здесь так говорили почти все, одновременно тараторя и навострив на собеседника длинные, подрагивающие ушки. А то и сразу на двух собеседников. Айна и Даг уже поняли, что поток слов лучше переждать, и с кроткими лицами пережидали извержение.

- На поверхности только часть его тела. Другая где-то под Большой водой. Вон там, - она показала туда, где по бесконечной синеве бродили солнечные отражения. Они напомнили Айне исполненных достоинства коз на лугу возле деревни, где они оставили лошадь.

Почему-то именно с этого момента они стали среди беличьего племени как свои. Точнее, даже не свои – не проходило и часа, чтобы кто-нибудь из «своих» не поцапался из-за какой-нибудь мелочи. Они стали здесь как почётные гости. С наступлением сумерек на полянах зажглись костры с холодным жёлтым пламенем, которые белки зажигали, собирая по окрестностям личинок светляков и сваливая их в специальные миски. Дага и Айну. поили ароматным вином, кормили зёрнами кедрового ореха и каким-то странным, но очень вкусным сушёным мясом. Странно, Даг больше не притрагивался к самокруткам и старался обходить полянки, где «костёр» виден сквозь сиреневый дым огромным жёлтым пятном; но повсюду таскал за собой мешок с водорослями, и даже уснул в итоге, трогательно подложив его под голову.

Казалось, все забыли, зачем они здесь. Ширши потерялась, среди своих братьев и сестёр, Даг азартно перекидывался в карты, блуждая от полянки к полянке. Айна пыталась сгрести в кучу расползающихся сверчков в голове, но они свербели всё сильнее и сильнее, казалось, уже воют на взошедшую луну, будто городские шавки.

Наутро их разбудила Ширши. Сонных, вытащила из шалаша, принялась носиться вокруг, оправляя одежду и втихую шаря в карманах.

- Сегодня день посылок, - сообщила она. – Сегодня день посылок, когда белки отсюда уходят туда, а оттуда приходят сюда. День, когда относят посылки. Знаете, как он любит землянику?

- Кто любит? – спросила Айна, отрешённо наблюдая за синими пятнами перед глазами. Как будто часть выпитого вчера вина просочилась под веки.

- Моли. Обожает, - сказала Ширши. Снисходительно пояснила: – Утро! Время исполнять обещания. Идёмте за мной.

Они двинулись – Даг, волоча за собой мешок с травой, на боку которого отпечаталась его рожа, Айна, на ходу пытаясь расчесать пятернёй спутанные пряди. Пришли и правда на земляничную полянку. Даг уселся посредине, как малыш посреди кучи песка, раскинув ноги так, что носки сапог смотрели в небо, ладони блестят от сока, подбородок и щёки тоже румяные от ягод. На губах чернеют семечки, а он рвёт и отправляет в пасть новые пригоршни ягод.

- До чего вкусно, - сказал он, и похлопал рядом с собой по земле. К ладони тотчас же налипла земля. Мол, присоединяйся. Айна насмешливо фыркнула.

- Как это – обожает? Это же морской гад. Где он, и где земляника?

Ширши уже насобирала своими острыми и шустрыми, как крылья стрекозы, пальцами ягод на два лопуха.

- Эй, - окрикнула она Дага, - Короед. Идём.

Качнулся папоротник следом за её бегом, и Даг с Айной поспешили за раздававшимся в чаще стрекотанием. Даг на ходу облизывался, по каждому пальчику пробегал кончиком языка отдельно, и потом ещё раз – с другой стороны. Знает, кусака, что пальцы в соку куда вкуснее самого лакомства. Это верно и для зажаренного на огне мяса…

Пока Айна улыбалась этой мысли, они оказались на обрыве. Прямо перед ними был «нос» острова, и впрямь напоминающий змеиную голову. На макушке и там, где у неё должны быть глаза, буйствовала растительность, а ближе к ноздрям всё чаще проглядывали чёрные проплешины. Издалека вроде земля, чересчур чёрная только, да поблёскивающая, как будто влажный камень, но Айна засомневалась: не змеиная ли это кожа проглядывает? Интересно, какая она на ощупь?

Внизу, в десятке шагов, за слипшимся мокрым песком дремала вода. Отмель тоже недалеко; её светло-коричневая лента, как будто отбившийся от друзей по радуге цвет, изгибалась чуть левее, там, где равнодушно плыло в дымке зноя, словно желток в густом белке, предзакатное солнце.

Именно туда Ширши, вскинув руки, запустила ягоды, они сверкнули, как брызги крови, и взбеленили воду, градинами опускаясь на дно. Несколько мальков, дремавших на дне, бросились врассыпную.

- На тебе, Моли, - сказала Ширши, и засмеялась, повернув к ним раскрасневшееся лицо: - Если бы Моли знал, что на его спине этих попрыгунчиков тоже насыпано, он бы не пожалел гибкости.

И тут что-то дрогнуло, а земля толкнула в пятки и чуть не поймала за колени. Айна ухватилась за Дага, тот стоял, широко расставив ноги, пытаясь придать миру устойчивость. Ширши прыгала на одной ноге, вращалась с каждым прыжком, и смеялась в небо, хвост, казалось, уже не часть её тела, еле поспевает следом.

- А теперь печём булочки, - сказала она с клокочущим в горле смехом, и схватила Дага за другое запястье.

И такой процессией, запинаясь и путаясь в кустарнике, больно отбивая пятки о скалы-зубы, они бросились к лесу. Позади исполинский язык ожил вновь, заёрзал в песке, пытаясь загрести ягоды в исполинскую пасть. Туда извергались потоки воды, и выливались потом обратно водопадиками в уголках рта.

- Ох как хочет, - хохотала Ширши, - Сейчас поползёт!

Айна обернулась и увидела, как шевелится другой берег, как сползают в воду комья земли, и она бурлит, как будто там проплывают косяки рыб. Он был гораздо ближе, чем до этого, и приближался, поднимая впереди себя волну.

Следом за Ширши они поднимались всё выше. В среде белок царило оживление, все бестолково метались, шерсть на загривке стояла дыбом, кисточки на ушах торчали вверх. Айна услышала оживлённый говор и смешки. Наконец, забрались на колючую хвойную гриву холма, нависающую почти над водой. «Тот берег» притёрся почти в плотную, под ногами земля мелко дрожала, как будто трепыхалась пойманная в силок птица, деревья раскачивались, сбрасывая желтоватую хвою, как будто на сильном ветру, хотя ветра не было. Откуда-то снизу поднялась мелкая песчаная пыль. Тёплый воздух, внезапно пришедший в движение, и ещё какой-то странный запах, копошился в лёгких. Возникало ощущение, что сидишь в пещере на приличной глубине – вокруг влажно и пыльно.

Если смотреть издалека, кажется, что две части леса соединились в одну. Деревья зацепились друг за друга лапами-ветвями, притянули два берега, оставив между ними небольшой промежуток, в котором, внизу, шипела и плевалась, перебрасывая своё тело через камни и иные препятствия, вода.

Они подобрались совсем близко к этому промежутку. Где-то совсем недалеко копошилась, тыкалась рылом в песок и втягивала его ноздрями змеиная голова. Моли искал вожделенные ягоды.

- Ох, - сказала Айна.

Пропасть похожа на горлышко кружки где свистел и бушевал воздух. Где-то наверху кроны сосен что росли на этом берегу встречались с кронами противоположного берега. Белки шныряли по ним туда-сюда, сбегали вниз головой по стволу и выглядывали из дупел.

Ширши обернулась к ним, хитро стреляя глазами. От этого взгляда на языке появился лимонный привкус. Айна скривилась, а Даг, похоже, любил лимоны. Он глупо улыбался во весь рот.

- А теперь, - говорит Ширши, обращаясь к Дагу – Мне нужны твои ботинки.

- А одежда? – заинтересованно спрашивает он, - и мо…

- Одежда тоже нужна. Куда вы, длинноногие, там без одежды? Местные увидят, засмеют. Почему-то люди всегда смеются, когда видят друг друга без одежды… Но в первую очередь всё-таки ботинки. Чтобы выполнить моё обещание и оставить на том берегу твои следы. Ты тоже разувайся, беловолосая.

- Ну, значит, как-нибудь без ботинок, - смиренно говорит Даг Айне. Садится на землю и начинает стягивать сапоги.

- И рюкзаки, - прибавляет он, кивая на сложенные в стороне вещи, - не забудьте.

Целых пять секунд Ширши разочаровано надувает щёки. Потом отмахивается:

- Ну и ладно. Я там уже порылась.

Айна стоит, ничего не понимая, и Ширши свирепо верещит:

- Разувайся, кому говорят!

И Айна плюхается на хвою рядом со спутником. Говорит ему:

- Не знаю, что вы задумали, но…

Начинает разуваться, сердито поглядывая на белку. В глазах той мельтешил злорадный смех. Белки – гадкие, самовлюблённые существа, решила для себя Айна; это чувство боролось в ней с непонятно откуда взявшимся восторгом. Настоящие демоны. Как они танцуют! С какой страстью делают всё, к чему у них лежит душа, и с каким презрением относятся к тому, к чему не лежит! «Скажи, что ты хотела бы стать одной из таких», - пропели сверчки где-то под мозжечком, и Айна против воли прислушалась, и следующие мгновения обдумывала эту идею. Это было бы очень хорошо, - решила она наконец. Слишком хорошо. Настолько, что это становится невозможным. Этого никогда…

Она вдруг ощутила на себе насмешливый понимающий взгляд. Ширши смотрела на неё, слегка наклонив к плечу голову.

- Ну что? А, беловолосая? Сумеешь оставить на полчасика свою гладкую шкурку и немного порыжить?

- Что? – всполошилась Айна, и не получив ответа, повернулась к Дагу. - О чём она говорит?

- На первый раз я тебе покажу, - вздохнул Даг. – А дальше как-нибудь сама.

- Что покажешь? – запоздало испугалась Айна. – Зачем ты... ой…

Он легонько хлопнул её ладонью по голове. И мир сжался в одну точку, и вдруг стремительно вырос, она потерялась в нём, и тут же нашлась, прожигая собой в его понятной и уютной ткани дыру, плевок огня, комок энергии с задорным рыжим хвостом.

- Только недолго, ладно? Я встречу тебя на том берегу, – сказал Даг удивительно занудным, будничным голосом, от которого её новую натуру начал пробирать смех. Какое к чёрту «недолго», когда она теперь может кататься на его плече и копошится в волосах маленькими лапками, и ничего, ничего больше в мире не имеет значения...

 

(С) Дмитрий Ахметшин