(Четвертый из цикла рассказов "Волк и Легенды")

 

Дорога уперлась в городские ворота, на которых висела блестящая металлическая табличка. Стражник указал на нее кивком головы. Прочитайте для начала, мол, дорогие гости. А потом – добро пожаловать.

Айна прочла вслух:

«Каждый гость, будь ты с севера или с юга, с запада или с востока, с неба или из-под земли – знай. В качестве платы за вход и пребывание, а также в благодарность за кров, пищу и развлечения, ты должен в течение одного часа покрутить любую из наших шестерёнок. Плата действительна только на одно посещение. Навеки в твоём сердце, в голове и под ногами, уездный городок Хлои.»

Ниже надписи располагался рисунок. Улыбающийся человечек с непомерно большой головой и светлыми кудряшками, скинув вещевой мешок, вращает специальной рукояткой шестерню.

 

Мокрый снежок прилетел неожиданно. С сочным шлепком он чмокнул щёку Дага и разлетелся, обдав Айну дождём брызг.

Даг тявкнул что-то неопределённое и сел прямо на землю. Стайка мальчишек, весело перебрасывающихся до этого шариками из снега, торопливо разбежалась по окрестным переулкам. Раз – и никого нету, только вертится на месте в поисках бывших товарищей по игре большелапый рыжий щенок.

- Больно?

Даг задумчиво поскрёб щёку.

- Не слишком.

У него в ладонях медленно растекались струйками воды остатки снежка. Из этой жижи неожиданно выползла божья коровка, переползла на запястье и двинулась в поход вверх по руке.

- Что это?

Айна засмеялась.

- Думаю, что город таким образом тебя приветствует. Даёт понять, что знает, кто ты такой, позволяет войти и немного погулять. Большим городам скучно всю жизнь стоять на одном месте, только и развлечений – что наблюдать за жителями да за приезжими. День за днём - одно и то же…, а тут такой подарок в виде тебя, что хоть ленточкой перевязывай.

Даг преисполнился важности. Осторожно ссадил насекомое на нос любопытствующей лошади.

- Если это так, то нам нужно поприветствовать его тоже.

Он двинулся в сторону, подальше от людских потоков, потоптался, крутясь на одном месте. Пошаркал ногами, словно раскапывая ямку, потом вытащил что-то из-под плаща в районе груди и уронил под ноги. Пошаркал, на этот раз зарывая метафизическую ямку.

- Что ты сделал?

- Закопал здесь своё сердце. Мне этот город, видишь ли, тоже нравится, а первому впечатлению я привык доверять.

Они осмотрелись вокруг. От городских ворот, втиснутая между домами, петляла мощёная камнем улица. Причем на каждом доме красовался рисунок с изображением нескольких ног. (Как потом выяснилось, в этом городе больше половина жителей не умела читать, поэтому чтобы как-то отличить улицы, на обращённых к ней сторонах домов стали рисовать картинки. Это была «Улица Многих Ног».) Камни мостовой были красноватого и жёлтого с прожилками цвета. Они пели тихим колокольным звоном, когда их касалось лошадиное копыто. Чуть позже Айна заметила, что встречались и зелёные булыжники. Столь редко, что она со смехом стала гоняться за каждым из них, чтобы коснуться его носком сапога, а те прятались за толпами людей, за гружёными повозками и меланхоличными сонными осликами. И тихо звенели, когда она их догоняла, чуть тоньше и мелодичнее своих собратьев.

В домах, в основном в два этажа, находились многочисленные торговые лавки и различные заведения, над которыми висели огромные деревянные щиты с яркими картинками.

Не успели они пройти и несколько шагов, как Айну подхватил под руку какой-то вертлявый мальчишка, который скороговоркой сказал:

- Не желаете ли – город?

- Что – город? – мальчишка уже вовсю дёргал Айну за руку, плясал вокруг телеги, заглядывая и внутрь, и под колёсные оси, восхищённо разглядывал лошадиные копыта.

- Задарю вам город. Показать может каждая дворняга, или вон Песси, хотя он плохоумный и хромой. А я – задарю. Вы, небось, не знаете даже, где можно самый ароматный кофе попить…

- А что такое кофе? – простодушно спросил Даг.

Мальчишка замер, вытянулся по струнке и протянул:

- Ооо! Такой большой, и… Ооо. Самоцвет. Самоцвет, и у вас, сэр, больше не останется таких вопросов.

Айна со смехом обняла одной рукой Дага, другой – лошадь.

- Ты оставишь нас без гроша, прохвост. Мы приехали сюда торговать, и только потом – смотреть на ваши сточные канавы. Если ты здесь ошиваешься каждый день, то мы тебя найдём. Скажем, завтра. И за половину самоцвета ты нам подаришь столько города, сколько в нас влезет. Идёт?

Мальчишка заверил их в верности, лояльности и готовности за половину самоцвета не сходить с места до самой могилы, и тут же куда-то исчез, показав чёрные от грязи пятки.

Потом с ними заговаривали снова и снова. Какая-то бабулька, высунувшись из окна, скормила им рогаликов домашнего производства, горячих и истекающих карамелью, и попросила их передать дальше по улице, чтобы некая Гудина из «окна с фарфоровыми гусями и тыквой» непременно была сегодня к ужину. Двое стариков на скамейке принялись расспрашивать о новостях с севера. Какой-то полный мужчина в замызганном переднике просиял, завидев лошадь, и в течение пяти минут горячо советовал посетить кузню у городской стены на улице Чердачной, где запросто можно поменять подковы.

- Что это? – спросил  Даг. – Какой-то праздник?        

Вокруг полоскались на ветру разноцветные ленты. И не только ленты. Создавалось впечатление, что на город совершила налёт армия детей, оставившая после себя тряпичные куклы на подоконниках, цветастые лоскуты материи, засушенные букеты цветов, связанную в гирлянды старую посуду. Маски, пучки перьев, где-то даже музыкальные инструменты, шкурки от фруктов, ожерелья из картофельной кожуры. Фляги с разными напитками, за ремешок привязанные к оконным рамам. Над городом повис неимоверный гвалт из людских голосов, музыкальных инструментов и трещоток, немыслимых форм и размеров. И, если закрыть глаза, казалось, что попал на сорочий базар, где добрая тысяча сорок, как известно, хороших сплетниц, обсуждает бродячую кошку,  что поселилась на хуторе неподалёку, скорость прорастания желудей по сравнению с прошлым летом,  друг друга и вообще всё на свете. Крышу какого-то домика венчал стул с мягкой, в некоторых местах рваной, обивкой и резными ножками. И всё это тянулось вдаль, насколько хватало глаз. Торжество абсурда, как грустная ива, облюбованная для отдыха стаей тропических попугаев.

Пройдя еще немного, они обратили внимание на зубчатые колёса – шестерёнки. Расположенные так и сяк, почти утопленные в землю или висящие в воздухе, поддерживаемые рамами из потемневшего дерева или зажатые меж домами. Целые гирлянды шестерёнок или каких-то иных странных механизмов в паутине цепей. На блестящих боках проступали узоры, изображавшие сценки из городской жизни, иногда их густо оплетали лианы вьюна, иногда из вороха неряшливых кустов торчал самый краешек, один зубчик. Какие-то лениво поворачивались в своих гнёздах, другие стояли без дела. На них развешивали бельё, катались дети. Об них чесали зады бродячие собаки.              

Они вдруг очутились на узкой улочке, где крыши над головой почти сходились, и лучи, что просачивались в щели, чертили на земле причудливо пересекающиеся линии. Из ранней весны они попали в начало лета. Стены домов были увиты плющом с крошечными зелёными и пурпурными листочками. На уступах, на крышах пристроек, кое-где на лестницах… да практически из любой щели здесь выглядывала растительность. Карликовое деревце. Виноград, свивший себе гнездо вокруг одного окна. Висящий вниз ветками в арке куст вишни... Айна представила, как через какое-то время он будет ронять ягоды на головы прохожих и улыбнулась.

- Здесь столько всего намешано вокруг, что это похоже на фруктовый компот, - подал голос Даг. - Очень странно. И страшно. Вы сами выращиваете для себя джунгли. Не удивительно, что эти ваши города имеют разум, и кидаются снежками и грязью.

Они шли дальше, сопровождаемые меланхоличным стуком копыт и шуршанием по мостовой колёс и, каким-то образом, снова выбрались на бегущую от ворот улицу. Случалось, дорога выводила их на набережную к реке. Точнее, река на время присоединялась к их шествию, подстраивалась под шаг лошади, величаво и медленно тащила своё тело по руслу, и тогда над головой перекрикивались чайки, а в голове гулял ледяной влажный ветер. Иногда из окон, со звучным весёлым плеском, в придорожные канавы выплёскивались помои и пена стекала вниз по улочкам.

- Нам с тобой везёт, - говорила совершенно ошалевшая Айна. – Где подозрительные личности, где попрошайки, где крысы размером с собаку и собаки размером с крысу? Даже помоями ни разу не облили. Вот как.

- Это же просто, - Даг засунул в карманы руки и задумчиво грыз кончик трубки. – Я отдал городу своё сердце. А сердце у меня хоть и большое и щедрое, но далеко не каждому удаётся получить хотя бы кусочек.

И кругом крутились механизмы. Одни с сухим треском, другие причавкивая, третьи едва слышно шелестя лопастями.

 

- Мы остановимся вон там, - Айна ткнула пальцем в переулок, освещаемый фонарём из тёмно-зелёного стекла, достаточно широкий, чтобы там могла поместиться телега. Одна из дверей двухэтажного дома на этом переулке была приоткрыта и Айта вошла внутрь помещения. Вокруг валялся всякий хлам, старая мебель, колченогие стулья, а под ногами хрустели черепки посуды.

- Ты думаешь найти здесь побольше клиентов?

- Что ты понимаешь, - фыркнула Айна и Даг увидел на её губах лукавую улыбку – Конечно же, у нас будут клиенты. Подожди меня здесь…

Когда Даг распряг лошадь и пустил её выбирать среди влажных облезлых камней травку, Айна вернулась.

- Ну как?

Верхнюю половину ее лица закрывала фиолетовая маска с закрученными рогами, которая была украшена разноцветными перьями.

- Это тебе, - она бросила в телегу ворох тряпок и несколько масок. - Подбери себе что-нибудь, чтобы прикрыть бороду и наивные глаза.

- Где ты всё это взяла? 

- Пришлось оставить парочку чердаков без их сомнительного украшения. Не думаю, что хозяева этого барахла расстроятся, если мы подарим ему вторую жизнь.

Айна извлекла из походной сумки два изрядно сточенных мелка.

- Пойду рисовать нам вывеску.

Вскоре на торце дома, что выходил на Улицу Многих Ног, появилась странная картинка, изображавшая в полный рост фигуру с неестественно согнутыми в локтях руками, рогатой головой (в которой узнавались контуры той маски, которая была надета на Айне).

- Как будто сейчас сойдёт со стены, - сказал Даг, разглядывая тщательно прорисованные огромные глаза и спиральные узоры, покрывающие тело существа. Руки его оканчивались длинными пальцами, одна семью, другая четырьмя, а над головой красовалась надпись, где большие и малые буквы чередовались в странном, исполненном смысла порядке:

«ТРаВы и зЕЛьЯ ТОгО и этоГО СВЕта.»

– Такие рисунки нельзя рисовать где попало. У демонов хорошее воображение, на то они и демоны. Ночью могут напугаться этой твоей картины и, с перепугу, например, перевернуть мир кверху ногами. Хотя, в этом мире хаоса они и без того давно уже, наверное, съехали с катушек. И всё же, где ты такому научилась?

Айна (маску она предусмотрительно оставила в телеге) польщено улыбалась.

- Долгая история, и местами странная. Я как-нибудь тебе её обязательно расскажу. Не сейчас, а то вдруг вот этот вот – она кивнула на рисунок – услышит. Ты себе что-нибудь присмотрел?

Даг пожал плечами.

- Я подумал и решил, что у меня уже есть маска.

- Где?

- Вот же она, смотри, - он оттянул пальцами собственные щёки. – Или ты хочешь, чтобы я вернул себе свою настоящую голову и напялил на неё что-нибудь бумажное, с перьями и блёстками?

- Да уж, пожалуй, это будет слишком, - со смехом ответила Айна.   

 

«Демон», с неуклюжей и рогатой - как на рисунке! – головой, сидел на телеге, свесив ноги, источал величие и равнодушие, а волосы, заплетённые в косу с длинной кисточкой, походили на хвост. Который, как известно, должен быть у каждого демона.

Скоро от шумной улицы к повозке приблизились, трогательно держась за руки, две девушки, обе за приворотным зельем.

Потом подошел молодой человек, уставив отчаянно-наглые зеленые глаза на Айну, потребовал сделать ему светящуюся в темноте смесь. Когда Даг, устроившийся неподалёку под каким-то окном, кидал в противоположную стену камешки и начинал щёлкать языком, мальчишка хватался за кинжал, взгляд его становился ещё более отчаянным.  

Потом к ним бочком-бочком засеменила древняя старуха, довольно долго топтавшаяся у входа в переулок.

 - Мне бы травки какой от бессмертия, - кудахтала она, клокоча горлом.

- От бессмертия? – словно бы сердито переспрашивали высоким голосом и рогатая голова, густо вымазанная в тенях, негодующе качалась. – Что за шутки. Для бессмертия есть.

- От, именно что от. Я, видите ли, уже не молодая, помирать пора, а не могу.

- Почему? – обалдела Айна.

- Не пускают, - совсем расстроилась старуха.

- Куда?

- Туда и не пускают. Была у меня сестра, ну такая куницева фель, что дальше уже некуда. Всю жизню, сколько себя помню, враждовали по разным поводам. Последний был самый замечательный – достался нам от папочки дом – ну замечательный. А кому он достанется, папа не указал. Сестра говорит: «Мне!», ну и я, естественно, не отстаю. Рассудить нас никто не мог. Так и жили вдвоём, она на кухне, я в спальне, она в зале, я на веранде, шипели друг на друга, что две змеи. И так бы и подсылали бы друг другу гадостей, да померла она. Сказала только перед смертью: «Отседа ты меня, сестрица, выжила, но та тот свет чтоб не совалась. Горой встану, но не пущу». Вот. – Она помолчала, глядя в землю. Потом вскинула подбородок. - Думаете, я испугалась? Нисколечки. А вот помереть теперь не получается. Уже три десятка с тех пор прожила. Так значит нет?

- Конечно же, есть, - был мягкий ответ.

 Зашелестели мешочки, зашуршало о дно ступки их содержимое. Туда же отправились какие-то сушёные ягоды, красные с чёрными пятнышками. Горькая, синеватая и похожая на кристаллики льда, соль.

- Это специальный чай. После того, как его заварить в трёх кипятках, даже запах способен дать вам то, что вы просите.

- Спасибо! – просияла старуха.

- Деньги, - шевельнул головой торговец, так, что коса качнулась за спиной, и указал на тарелку у ног. – Всё равно вам они больше не понадобятся.

Старуха просияла ещё больше, щедро ссыпала горсть треугольных камешков. Когда она удалилась, шаркая ногами, Даг подал голос:

- Первый раз слышу о чём-то подобном. Что это была за смесь?  

- Это зелье забытья. Любой, употребивший его, начинает медленно уходить из памяти всех знающих его людей на том и на этом свете, так что скоро сестра нашей бабульки забудет о ней.

- Я не очень разбираюсь в людях, но…

- В любом случае, она собралась уходить из этого мира, - равнодушно отмахнулась Айна.

- Наверное, - согласился Даг, наблюдая, как травница болтает в воздухе ногами, взбивая в лучистое масло свет от фонаря. Она повела рогами в его сторону, Даг увидел неуверенную улыбку. А потом, неуклюже взмахнув руками, она свалилась с телеги, рассыпав драгоценные камешки из тарелки.

 

- Что случилось?

Айна увидела над собой лицо, напоминающее чёрствую хлебную корку, сперва перепугалась, и только потом узнала спутника.

- Не знаю. У нас что-то украли.

Даг поискал в повозке.

- Табак на месте. Твои смешные камешки, за которые люди готовы продать душу и еду, тоже все на месте.

- Не у нас, - поправилась Айна. – У меня.

Даг отодвинулся, критически её рассматривая.

- Две руки, две ноги. Как и было. Эта странная бесполезная штука…

- Голова.

- Да, голова. Тоже на месте. Как мы познакомились?

- Ты хотел съесть моих соседей. А что, ты сам уже забыл?

 - Воспоминания тоже могут украсть, - заключил Даг. Пояснил: - Обычное дело. Просыпаешься с пустой головой, сам не зная, кто ты и откуда. И понимаешь, точнее, мог бы понять, что у тебя в голове побывал мемуарный вор. Такие воры, обычно, уже давно забыли, кто они на самом деле и откуда, и живут исключительно памятью тех, кого обворовывают. Несчастные. Им не хватает смелости, чтобы отправиться за новыми впечатлениями, поэтому они воруют у других их прошлое, их жизнь. Сидят переживают – или правильно сказать – пережевывают? - заново самые вкусные моменты. А как надоест, ищут новую жертву. Но я вижу, всё нормально. Поднимайся, отдыхать гораздо удобнее в той постоялой коробке, или как она там называется? В общем, той, за которую ты отвалила целую горсть денег.

Он помог ей подняться. Айна облокотилась о борт повозки, прислушиваясь к ощущениям в ногах. Там часто-часто бегали маленькие колючие иголки, как бывает, когда проспишь в одной позе всю ночь.

- Где моя маска?

- Где-то здесь… Ты свалилась, как подрубленное дерево. Даже ещё более медленно и величаво. А она сгинула, вроде бы, под повозкой. Мне, знаешь, было не до маски.

Но маску они так и не нашли.        

 

- Принёс тебе хлеба с ветчиной, - Даг аккуратно водрузил на край стола поднос с едой и двумя кружками ароматного чая, неловко повернулся в тесной комнатушке, чтобы лучше видеть Айну. Помещение постоялого двора, в котором они остановились на ночь, было настолько маленьким, что две кровати и крошечный деревянный столик едва помещались в нем.

- Ну как ты?

- Чувствую себя отвратительно.

- Тогда давай позавтракаем моей добычей, которую я приобрел внизу на кухне за два камушка, и пойдем искать то, что у тебя украли.

- Что же ты собираешься искать?

- Думаю, не особо важно, что мы будем искать. Главное, просто начать. Если искать неизвестно что, то оно обычно очень быстро находится. Главное понять потом, что ты искал именно это.

Я как-то слышал историю об одном асахэ. Ты, наверное, знаешь, они любят селиться по заброшенным хуторам и охотничьим домикам, где уже давно не появлялся ваш брат. На вид куница куницей. Такой же хитрый, вертлявый и зубастый. А когда претворяется человеком, его выдаёт пышный оранжевый или золотисто-коричневый хвост.

Этот асахэ жил в доме на заброшенном хуторе возле небольшого соснового бора – только сосны да жимолость, да две черничные полянки. Заросший ковылём огород. Половина дома уже давно сгнила и развалилась, а половина ещё ничего, стояла. Есть крыша над головой, даже пусть и частично. В холодные осенние ночи можно укрыться под полом, вновь и вновь находя там искорки живого огня, заплутавшие с той поры, когда очаг разжигался каждый день. Дом скучал по своим хозяевам и асахэ составлял ему компанию, дышал, согревал своим теплом и проливал на пол ягодный сок. За это дом позволял ему ночевать в грудной клетке хозяина, старика, умершего и сгнившего в своей кровати. Не о том речь. А о том, что этот асахэ был молод, хвост его был рыж и на нём не появилось ещё ни одной тёмной полоски. А зубы остры как иглы. Охотясь на выпавших из гнезда птенцов и мышей-полёвок, асахэ думал: «Хорошо бы чего-нибудь большого, пушистого, хрустящего, тягучего, как сосновая смола и …великого.» Настолько великого, что у асахэ захватывало дух.

Словом, он сам не знал, чего хотел.

Он оставил дом и отправился в путешествие. Отмерил своим длинным тельцем не один день, пробираясь по низинам, заросшим клюквой, гольцам, холмам, покрытым всплывшей через кожу земляного покрова каменной породой. Все чего-то искал.

А потом оказалось, что этому асахэ хотелось жёлтых кленовых листьев.

Даг отхлебнул из кружки чая с терпким ароматом рома.

- О, ты улыбаешься.

- Это всё твоя история. Испортила мне всё плохое настроение. Мне не терпится отправиться на поиски. Прямо зудит внутри всё.

Айна набросила на плечи куртку.         

С постоялого двора они вышли сытые и вполне довольные жизнью.

- Ты взяла с собой драгоценных камешков? – спросил он на ходу. – Мы обещали один малышу у ворот. Он обещал угостить меня каким-то кофем. А по дороге поищем твою пропажу…

 

Когда вас хватают под руку в незнакомом городе и куда-то тащат под очень эмоциональное звуковое сопровождение, то это, скорее всего, означает что-то не очень хорошее. Даже – особенно! – если город вас встретил вполне дружелюбно, напоил, накормил, подкинул свежих сплетен и цветных камешков, которые здесь считаются деньгами, на карманные расходы. Вы размякли и раздобрели, утратили настороженность, а вся деловая хватка ушла на дело.

Поэтому, когда Айне сказали, что только её и ждали и теперь готовы презентовать целый магазин, она только растерянно покивала головой. Ну вот, всё и устроилось, им не придётся никуда уезжать, тащиться под дождём и проливать на колени чай на дорожных колдобинах. И только потом робко переспросила:

- Чего?

- Ну правда, симпатичный дом, – мужчина, грузный, с огромным пузом и едва ли уступающим ему подбородком, собрал её руки в свои. – Смотрите!

Дом и правда был очень милым. Маленьким, двухэтажным, со светлыми карамельными стенами и лепившейся к крыше несуразной трубой. На второй этаж вела опоясывающая здание лестница, так, что подняться можно было, только обойдя по спирали всё здание.

- Очень милый, - сказала Айна, тщетно пытаясь высвободить ладони.

Похоже, её тон не внушал доверия, поэтому мужчина в отчаянии обернулся к Дагу.             

- Скажите ей! Тут, внизу, мой магазин. Вы ведь слышали о кошках Луши? О, вы должны были слышать о кошках Луши. Луша – это же я. Я нанял мальчишек, чтобы они кричали о моём магазине у всех ворот. Они кричали?.. Пойдёмте, посмотрим изнутри.

Тараторя таким образом, он провёл их внутрь. В магазине и правда торговали кошками. Айна никогда не видела столько кошек в одном месте. Здесь были деревянные кошки, кошки, набитые ватой, кошки из красного мрамора, соломенные кошки,  кошки, слепленные из глины, с глазами из желудей и шёрсткой из травы, а также поднимающие для благословения переднюю лапу и поднимающие заднюю, для вполне понятных целей. И даже одна настоящая, белая с чёрными кляксами, взирающая на людей из своего кожаного ошейника с холодным любопытством.  

- Это кошки, которых я продавал, - задыхаясь, начал объяснять человек. Его лицо раскраснелось, глубоко заплывшие в жировые складки глаза перебегали с Айны на Дага.  - Видите, каждая по четыре камешка. Хорошее дело, кошек покупают, ведь каждому хочется иметь дома кошку. Попробуйте спросить у людей о кошках Луши. Попробуйте! Никто не скажет дурного слова. Хорошие, ласковые кошки.

Он перевёл дыхание, закончил:

- Но теперь я не хочу больше продавать кошек. Я оставляю этот магазин вам. Вам! И вы можете здесь торговать всем, чем пожелают ваши демоны. Хоть вашей ненаглядной травой. Да, да, от вас пахнет травой и я видел вас вчера на главной улице. Взамен я возьму вашу повозку и лошадь, и поеду искать себе дело жизни.

Он выжидательно уставился на Айну и расплылся в улыбке, словно разглядев катающиеся у неё в голове мысли.

Магазин, думала Айна, настоящий большой магазин почти в центре процветающего городка. На то, чтобы купить помещение и обставить его, бродячему торговцу приходилось всю свою жизнь провести в странствиях по миру. Бес с ними, с кошками, они вполне могут существовать рядом. Кроме того, кошки любят ароматную травку. Даже соломенные… но всё же…

- Почему…

Луша убрал со столика горшок с цветами, открывая накарябанное прямо на столешнице послание.                    

- Послушайте же. Я всю жизнь торговал кошками. А потом вышло так, что мои же кошки меня продали. Одной приезжей даме, что зашла сюда месяц назад. Меня тогда не было здесь, понимаете? Получилось так, что у меня возникла идея, как сделать кису из рыбьих костей, и отправился на рыбный рынок. И не то забыл закрыть дверь, не то сами кошки тогда открыли магазин – кто их не знает. Они же у меня умницы. И без дела сидеть не привыкли, сюда постоянно кто-нибудь заходит, смотрит, словом, есть кому построить глазки.

И вот тогда сюда заглянула та женщина. Чёрт знает, что ей было нужно. Я только понял, что вовсе не кошки. И мои дорогие как-то умудрились продать ей меня. Наверное, долго торговались. Я ведь очень даже немаленький человек.

Он довольно похлопал себя по животу. Впрочем, через мгновение плаксивое выражение вернулось.

Как будто бы и впрямь когтями, - подумала Айна, разглядывая подпорченный столик. Несколько крошечных картинок, нарисованных палочками-царапинами. На всех кошки с непропорционально большими ушами. Толстый смешной человечек, напоминающий подушку. Женщина, вкладывающая в лапу кошке что-то круглое. Камешек.

- Вот это я обнаружил, как вернулся обратно. А ещё груду денег рядом. Сначала я не придал этому значения. Сложил деньги в кошель – они, знаете ли, такая штука, что никогда не помешают. А потом, вечером, пришла эта женщина. Сказала: «знаете, а эти милые кошки продали мне вас за целую гору камушков. Я отдала самые лучшие. Теперь вы должны пойти со мной».

Он уселся прямо на пол. Всплеснул руками.

- Конечно, я никуда с ней не пошёл. Выгнал прочь и даже денег не вернул. Сама,

 дурёха, раз оставила. Хотел жить дальше. Да вот только не получилось. Вроде бы, всё осталось как было, даже лучше. Дела пошли в гору. И кошки, вряд ли они на самом деле хотели меня продать. Скорее всего, эти хитрюги просто повеселились на славу, да и забыли. Но каждое утро я теперь просыпаюсь и думаю, что я, честный в вопросах торговли человек, первый раз кого-то обманул. Настолько подло и жестоко, что самому теперь тошно. Забрал деньги, а товар не отдал… вы, как торговец, должны меня понять.

Он горестно уронил на колени руки и сидел так какое-то время, заливая щеками широкую грудь.

- А та женщина… откуда она? – робко спросила Айна.

- Откуда-то с севера. Она сама об этом обмолвилась... Может быть, из Луковых Поместий, может, ещё дальше. И я, конечно, пойду следом, как только найду на кого оставить магазин. Ну что? Вы согласны?

Он поднялся на ноги, при этом кошки, расставленные там и сям, опасно качнулись. Патетически повысил голос.

- Итак, сегодня великий для вас день. День окончания ваших странствий. Ваши странствия теперь будут моими и дорожную пыль я смиренно буду глотать за вас.

- Я подумаю, - пискнула Айна и выскочила из магазина.

- Наверное, хочет попрощаться с лошадью, - заметил Даг и вышел следом.

- Возвращайтесь! Я уже собрал вещи, но буду вас ждать! – неслось следом.

Они пробирались улицами в молчании. Люди куда-то подевались, только изредка мелькали в окнах или вдали, зажатые меж домами, силуэты.

Айна молчала, Даг молчал вместе с ней, за что она была ему безмерно благодарна. Что-то важное произошло только что. Важное и непривычное. Это важное сказали ей на незнакомом языке, с ехидной улыбкой. Что-то чесалась за тыльной стороной глаз. Возможно, та самая дорожная пыль, от которой пообещал её избавить толстый Луша.

Так, молча, они дошли до городских ворот. Мальчишку отыскали довольно быстро. Даг деловито огляделся и, уцепившись за ниточки запаха, будто за вожжи, пошёл вправо, потом влево. Зашли во двор какого-то дома. Мальчишка сидел на колченогом табурете и уплетал два пирожка одновременно, откусывая то от одного, то от другого. При звуке шагов спешно спрятал за спину руки.

- А!

- Ага, - подтвердил Даг. – А теперь показывай, что обещал. Я хочу попробовать это твоё «кофе». А мы дадим тебе камушек. Айна, дай ему камушек!

Мальчишка, которого звали Цепеш, привёл их в довольно милую уличную едальню со странным названием «Кафе» с видом на реку и на огромный дом в четыре этажа, который выглядел настоящим гигантом рядом с невысокими постройками, после чего куда-то исчез. Даг с удивлением смотрел на крошечные окна большого дома.

- Как можно спать и есть, когда сверху или снизу от тебя всё время кто-то ходит? Если бы мне ходил по голове сосед сверху, а я ходил бы по голове своего соседа снизу – что бы это значило?

- Это значило бы, что ты живёшь на втором или на третьем этаже. 

Около высокого дома постоянно толпились какие-то люди. Одни исчезали в его дверях, другие ожесточённо крутили хобот каменному слону, установленному неподалеку, и дом, похожий на заходящее солнце, уплывал направо, под землю, в то время как слева выплывал крошечный, почти кукольный одноэтажный домик с огромным флигелем в виде корабля, летящего под всеми парусами куда-то по ветру и ошалевшей вороной на нем, которая похоже каталась подобным образом весь день. Было видно, что домик был нежилым, скорее каким-то заведением, хотя никакой вывески на нём не было.

- Тайный Клуб Дальних Путешествий, - сказал подошедший принять заказ хозяин.

- Не такой уж он и тайный, - засмеялась Айна, наблюдая, как очередной жилец высоченного дома, чертыхаясь и ворча, возвращает своё жилище на место.

- Просто он очень популярен, - снисходительно пояснил хозяин, вытирая руки о фартук. – Все хотят побывать в других местах. Два кофе?

Перед ними поставили две крошечных чашки, наполненных чёрной маслянистой жидкостью, распространяющей вокруг себя такой же чёрный и густой, как смола, аромат.

Секунду спустя, кружка Дага опустела. А он сам ёрзал на стуле, глотая ртом воздух и выкатив глаза.

- Горько! – сказал он, когда вновь обрёл способность говорить. Айна не стала глотать жидкость разом, а потягивала её осторожно, чувствуя, как горячая «смола» бурлит, переливаясь в желудок и одновременно заполняет голову, того и гляди пойдёт из ушей и ноздрей паром.

- Конечно, - довольно отозвался хозяин и глаза его лучились лукавством. - У нас варят самый горький кофе в городе. Очищает сознание получше любого ветра в голове.  Эти измельченные заваренные зёрна кофейного дерева, говорят, служат отправной точкой всех миров. То есть все миры начинаются с чашечки кофе и им же заканчиваются. Этот напиток есть в каждом мире, сколь бы абсурдным он не казался. А имея в карманах горсть зёрен, вы можете путешествовать из мира в мир, просто, как будто переходя с улицы на улицу.

Айна слушала его с открытым ртом. Даг же, напротив, заявил:

- По мне, так шастать по иным мирам можно и без кофейных зёрен. Я же как-то шастаю. Сейчас, например, тоже сижу в другом мире.

Хозяин взглянул на него с ленивым интересом.

- Что это? Смотри, какая смешная бумажка!

Айна притянула к себе лист бумаги, который кто-то забыл на их столе. Обе стороны были мелко изрисованы разнообразными рисунками. Человечки с несоразмерно большими головами открывали торговые лавки, рисовали картины, выпускали в небо сотни не то мыльных пузырей, не то воздушных шариков. Проводили сеансы вызова демонов на устрашающей гравюре, изображающей подвал какого-то дома. Били других человечков палкой, тащили из мрачных подземелий клады. Айна перевернула лист вверх ногами и узнала бутафорский план города. Всё просто и понятно – где, что и в какое время произошло, кто при этом пострадал, а кто остался очень рад и хлопал в ладоши. Над всем этим красовался корявый заголовок – «Новости – Что Нового в Городе За Тот День».

Даг едва взглянул на «Новости» и вернул взгляд в сторону Клуба Тайных Путешествий. Айна внезапно почувствовала, как он весь подобрался, словно готовый к прыжку зверь, чёрт, он ведь и есть готовый к прыжку зверь, на шее задрожала и забилась жилка, остатки чёрной жидкости заколыхались в чашке.

 - Вон там, видишь?

Существо с неуклюжей головой, увенчанной двумя завитыми рогами, пошаркал у входа Тайного Клуба Дальних Путешествий и вошёл внутрь. Айна подскочила, едва не перевернув стол. Уронила на блюдце треугольный камешек, плату за гостеприимство, схватила за руку Дага и, какое-то время спустя, ее кулачки уже настойчиво колотили в дверь клуба.              

Им открыли. Надменное: «вы куда, господа, это же тайный клуб!», осталось позади, их окутал едва уловимый шум, который может издавать только множество народу, пытающегося вести себя тихо. Айна лихорадочно огляделась, чувствуя, как стучит где-то в пятках сердце. Они находились в большой комнате со сводчатым потолком, в которой сидели на мягком полу люди, кто-то вольготно развалившись, кто-то, наоборот, подобравшись и поджав под себя ноги. Один что-то страстно говорил, сидя верхом на старинном табурете. Губы его то и дело складывались в широкую улыбку. При виде гостей его губы раздвинулись ещё шире, казалось, ещё немного и их края срастутся где-то в области переносицы.

- О, незнакомые лица. Вы тоже пришли послушать про Море? Видели ли вы когда-нибудь Море таким, каким оно сделало всех нас, присутствующих здесь? Если нет, то давайте я расскажу о брызгах соли на щеках, о…

- Человек в рогатой маске. Где он? – перебила Айна.

- Человек? А? – он часто заморгал.

- Здесь нету таких, - зашипел сзади привратник и настойчиво потянул Дага за рукав – И не было. Какая маска, тем более, рогатая, сами видите же, её здесь нет. – Он отвёл их обратно к двери. Это был седой мужчина с точёными чертами лица. На нем красовался очень смешной колпак и халат, расшитый кораблями и всякими морскими гадами. - Не нарушайте покой несчастных. Видите ли, они никогда не выбирались из города и вряд ли когда-нибудь решатся. У всех дети, работа, или рабы, которых тоже не на кого оставить. Вот они и мечтают все вместе о море, а потом им кажется, что море пришло к ним, что везде липнет соль и где-то рядом дует, взбивая барашки, горячий ветер… расскажите мне теперь, кого вы искали.

Айна объяснила, с трудом подбирая слова. Мол, постучался и зашёл к вам… рогатый такой… нужен, очень…

Но привратник развёл руками и сказал надменно:

- Я служу здесь уже второй десяток лет. И глаза ни разу меня не подводили. Такие же острые, как в молодости.

Пришлось уйти. И пока топтались с Дагом перед домом с флигелем, который снова вознамерился уползти под землю, Айна ощутила себя водорослью на морском дне, ощутила, как давят на листья километры воды, разъедает стебель соль, а у корней толпятся, задевая друг друга раковинами, улитки.

Они вернулись в кафе. За их столиком сидел маленький Цепеш и  допивал кофе из чашки Айны. Кажется, он не видел нависающего над ним хозяина.

- Это ваш малец? - сурово спросил хозяин, заставив мальчишку подпрыгнуть и молниеносно спрятаться под стол.

Айна кивнула, замахала руками, мол, не запугайте нам мальчишку.

- Он ещё не успел подарить нам город, - слегка высокопарно, но очень будничным голосом добавил Даг.

- Что ж, хорошо, - всё ещё сурово сказал хозяин и пригладил волосы лоснящейся от жира рукой. – Значит, не потеряетесь. Ступайте только туда, где будет ступать он и не шагом в стороны. Как на болоте или в горах, знаете? А если увидите что-то интересное в стороне от вашего пути, что захотелось бы подойти и рассмотреть поближе, лучше окликните вашего мальца и покажите ему. Если он тоже это увидит, то всё в порядке. Дети, они, знаете ли, такие. Всё подмечают. А что не подмечают, того и на свете нет. Ясно?

Даг серьёзно покивал.

Забрав пустые чашки, хозяин удалился. Из-под стола показались босые ноги, а потом и мальчишка целиком. Он одёрнул штаны, показал уплывающей от них широкой спине язык.

- Куда дальше пожелаити?

- Мы хотим дождаться одного человека, - сказала Айна. - Он должен выйти из клуба. Такой, с рогами.

- А, с рогами, - согласился мальчишка и подпрыгнул от избытка чувств. – Ну, я пойду пока, тут поброжу…             

Они сидели ещё час, наблюдая, как из Клуба Путешествий выходят по одному люди.

- Вот и всё, - сказал Даг. – Все, кто там были, ушли, включая вдохновенного охломона, который рассказывал байки. Считать я не умею, но глазами запоминать умею очень хорошо.

Наверное, там был и другой выход, - решила Айна.

Цепеш неожиданно материализовался рядом.

- Идём смотреть город, - сообщил он, стреляя глазами в задремавшего у барной стойки хозяина. – За целый камушек я задарю вам самые отпадные места. Идёмте.               

Сначала они прошлись по набережной, где Даг купил себе кулек жареных рачков,

которых местные жители вылавливали из реки и сразу же жарили в кипящем масле на небольших жаровнях. Потом свернули на небольшую улочку. Мальчишка подошел к увитой плющом стене, около которой находился какой-то механизм и схватился за ручку, пристроенную сбоку этого механизма.    

- Можете мне помочь. Я один не осилю. Тяжё-олый – он смешно оттопырил губу.

За несколько минут они подняли на небольшую высоту несколько домов на одной платформе и в освободившемся пространстве открылись ступеньки, ведущие куда-то вниз. Все спустились в подземелье и, как в детской объёмной книжке из картона, вокруг поднялся, принимая вертикальное положение, целый квартал с торговыми рядами, фонарями на изящных ножках, домами с дверьми и колокольчиками над ними, с окнами, подоконники которых были  уставлены  цветочными горшками,  резными воротами, ведущими, очевидно, во внутренние дворы домов. Айна тряхнула фонарный столб, опасаясь в глубине души, что он превратится у неё в руках в размякшую от влаги бумагу, потом повисла на нём. И тут же почувствовала на себе взгляды. Разные, но по большей части такие, которыми смотрят на собирающегося нашкодить ребёнка.

- Ай-ай-ай, - вздохнула дородная дама.

- И что? Получается? – ехидно спросил дедушка из какого-то окошка.

Айна устыдилась и поспешила догонять своих спутников, которые успели уйти далеко вперёд, очевидно, предчувствуя весь этот позор.

Вокруг кипела жизнь.

- Как здесь такое получается?

- Что получается? – не понял Цепеш.

Айна бросила выразительные взгляды туда и сюда.

- А кто ж знает. Как-то получается.

И с чего я взяла, что он мальчишка? Вполне взрослый мужчина, уж точно постарше её, вон уже собираются у складок губ морщины. Ростом он едва доставал ей до груди. Лицо бледное, а глаза за толстыми стёклами очков казались влажными и огромными. Вот только волосы были пышными, светло-коричневыми и похожими на пшеничное поле. Наверное, из-за маленького роста и этих волос я и приняла его за мальчишку, подумала Айна.

Цепеш поглядел на Айну через стёкла очков, а потом поверх них, словно желая удостовериться, поняла ли она его. С нажимом прибавил:

- Оно здесь всегда так. Как-то.

Айна с энтузиазмом покивала. Конечно, так стало гораздо понятнее.

- Местные архитекторы большие шутники, - говорил человечек, с потрясающей (мальчишеской!) резвостью семеня впереди, прыгая через лужи. – Не оставили после себя никаких планов. Только все эти шестерни. О, их здесь тысяча. Точнее, девятьсот восемьдесят семь ровно. Они пронумерованы, но вы никогда не найдёте все. Люди крутят ручки и что-то происходит. Иногда что-то полезное. Иногда нет. Двадцать четвёртая ручка, например, двигает по кругу горшок… ну, это мы его так называем. На самом деле это – Горшок! – Он выделил интонацией первую букву и выжидательно посмотрел на Айну. Мол, поняла, нет?

Она глубокомысленно кивнула.        

- Большущая каменная ваза с землёй, - снизошёл до объяснений человечек. - Там растёт подорожник, немного щавеля, две или три ромашки, чахлые васильки, бобовый куст обыкновенный. Точнее, их там два, зовут, кстати, Баб и Буб. И куст дикой розы, на котором ещё ни разу не видели ни одного бутона. Периодически кто-то из Большой Башни проходит мимо, морщится и пишет указ выполоть весь этот огород. Посадить что-нибудь более стоящее, всё-таки иногда центр города… Кстати, я не говорил, что её, ну, то бишь эту двадцать четвёртую ручку, любят крутить туристы? На табличке ведь написано, что чтобы отплатить Городу за гостеприимство, нужно час крутить любую шестерёнку, ну вот они и крутят вот эту. Потому что это легко, рядом есть чего перекусить и им, видите ли, весело наблюдать, как горшок ездит вокруг, натыкаясь на стены и тех, кто не успел убраться с его непредсказуемой дороги. Аж в очередь выстраиваются ради этого.

Наши, конечно, просекли это дело и сделали горшок достопримечательностью. Торгуют вокруг него пирожками, сдобными булочками и сливовым вином за непомерные деньги. Периодически горшок куда-нибудь исчезает, а потом объявляется в другом месте. И всё начинается сначала.

Здесь вообще всё очень условно. Всё постоянно в движении, крутится себе так и сяк, и как хочет. Отправился ты, например, из дома в булочную, а твой дом от тебя – фьють! – и уехал. А всё почему? Потому, что крутит какой-нибудь чудак шестерню возле Цирюльни Семи Прядей, чтобы развернуть к себе передом мост, или просто так, от широты души. Тут же всё связано, там, внизу – он ткнул пальцем себе под ноги – миллионы таких вот колёсиков. Шевельнул одно – шевельнулось шестьсот других. Вот и вращается сам город. То он воротами на запад, то на западо-восток… архитекторов-то нет давно. Некому морду набить.

 

- Театр! – просияла Айна. Над головой снова было небо, а на ближайшем здании, прямо над воротами во двор, голубой краской была намалёвана маска.

- А что это? – Даг оторвался от кулька с жареными рачками. - Здесь подают кофе? Я подумал, что было бы неплохо ещё раз его попробовать.

Девушка улыбалась.

- О, да тебя ждёт ещё много открытий, сэр волк. Надо было меньше обходить стороной города. Здесь подают зрелища! Маэстро Цепеш. Мы посмотрим?

- Валяйте уж, - мужчина раздражённо поправил очки. Пальцы у него были бледные и походили на куриные, только со стриженными ногтями. – Как устанете от действия, найдите меня.

Она не знала, почему назвала его маэстро. Но Айне показалось, что это будет правильно.

- Они все страшные, большие, чадят, шумят и воняют, - вздёрнул нос Даг. – Эти твои города.         

 

- Гости, - мужчина окинул их цепким взглядом единственного глаза. Второй закрывала белая повязка, беспрестанно сползающая с его скользкой от пота лысины. - Прошу… нет-нет, прошу сюда.

Он грациозным движением руки отворил калитку во внутренний двор. – Вы последние, так что я запираю.

Их подхватил под руки ловкий суетливый мальчишка с белыми волосами, что торчали во все стороны и напоминали совиные перья. Он был гол по пояс и одет в широкие шаровары с целым пучком обвязанных вокруг пояса шнурков разного цвета и размера.

- Ага, вот и вы. Сейчас подберём вам маски и пойдёте на сцену. Я буду звать вас – он окинул их взглядом лукавых раскосых глаз, сначала Айну, потом Дага - Уголёк и Гречишное Семечко. Вы можете звать меня Костюмником.

В шевелюре у него и впрямь запуталось несколько белых пёрышек и одно из них сейчас спланировало вниз.

- Мы не актёры, - пояснила Айна. - Мы зрители.

- Вы гости города, - смеясь, ответил мальчуган и сверкнул, должно быть, своими же выбитыми зубами. Они висели у него на шее на шнурке. А может и чужими, кто их разберёт,… но зубов у него во рту не хватало как раз, примерно, столько, сколько было на шее. – В нашем театре гости играют для хозяев.

- Но мы же не профессиональные актёры, и даже вообще никакие не актёры.

- Как это не актёры? Вы же живёте, верно? Проживаете свою жизнь, более или, может быть, менее интересно. Кто-то смотрит, как растёт во дворе бук, кто-то гоняется за птицами…. Но вы же проживаете её правдоподобно. Никто не тычет в вас пальцем и не орёт, мол, вон со сцены, верните нам деньги. И уж тем более не кидается гнилыми фруктами. – Он взял Айну за локоть. – Здесь все играют свои роли. И что плохого случится, если на ближайшие полчаса роль немного поменяется?

- Ничего, - очарованно ответила Айна.

- Быть может, смерть и несчастье запутаются в ваших многочисленных масках и пройдут стороной, - заговорщицким шёпотом прибавил он. – Пошлите выбирать вам роли, представление начинается. Большой Живот и Муравей уже на сцене.

Он повёл их вниз, в подвальное помещение, где там и сям в беспорядке вздымались облицованные мрамором колонны, несущие на себе вес двухэтажного дома, ноги сразу же утонули в грудах разноцветных тряпок, а голова  погрузилась в облако сырости, которое сразу же напитало маслянистой влагой волосы.

- Сегодня у нас время Саги, – тараторил Костюмник, подбирая для них одежду. Айне досталась накидка, сшитая из пяти меховых лоскутов разного цвета, снабжённая капюшоном со смешными ушками. Следом волочился совершенно уродливый лысый хвост, сделанный из набитой чем-то змеиной шкуры. Даг невозмутимо примерял бутафорские доспехи из дерева и кожи с торчащими во все стороны шипами. К доспехам прилагался изогнутый деревянный клинок. - Саги о том, как из Луны из-за лунотрясения повылетали почти все гвозди и она готовится свалиться на город. То есть – вам на головы. У нас есть Астролог, который весь этот беспорядок предсказал, есть Вор, который готовит мешок, чтобы стащить Луну. Раз она так светит, то должна быть из драгоценного материала, верно? Есть, собственно, Луна… ну, да вы всех узнаете по костюмам. Ты, Уголёк, будешь Мышью, что каждую ночь забирается на самую высокую в городе трубу и откусывает от Луны кусок. Или же гоняется за звёздами... А ты, Гречишное Семечко, сыграешь триста семьдесят двух воинственных моряков, прибывших из Алоторха, великой морской державы. Да, всех сразу. Смотрите, как вам? По-моему, хорошо.

- А как же сюжет, реплики?.. – воскликнула Айна, чувствуя, как колышется от звука её голоса воздух. -  Опишите нам сюжет!

Мальчишка заговорщески подмигнул.

- Нету никакого сюжета. Вернее, я его уже вам рассказал, а всё остальное – как получится. На самом деле, чем он проще, тем занимательнее иногда выходят истории. Иногда комедии, иногда – такие трагедии, что дамы натурально рыдают в жилетки своих кавалеров. Чтобы зрелище никогда не повторялось, достаточно ролей, которые я раздаю актёрам, каждый раз разных. Итак, говорите что взбредёт в голову, делайте что взбредёт в голову, словом – живите!

И он вытолкал их на сцену.   

Сцена оказалась прямо во внутреннем дворике, а зрители смотрели с балкончиков и из окон, громоздились на крыше. В центре был обведён мелом круг, наподобие арены, в который, под доброжелательные взгляды зрителей, выскакивали или робко вступали актёры.

Стены домов  изрисованы цветными мелками в виде черепичных крыш городка, с башнями, флигелями и часами. Синего, заштрихованного косыми штрихами, неба. Темно-синего моря, на котором был изображен устрашающего вида корабль с торчащими во все стороны мачтами и зубастым дельфином на носу. Над всем этим, на уровне второго этажа – пронзительно-белая луна, нарисованная вокруг одного из окон. В окне Айна увидела сначала смущённую, но очень яркую улыбку, а потом её обладательницу, даму средних лет с короткими светлыми кудряшками, облачённую в белое одеяние, с которого при каждом движении слетали блёстки.

«Наверное, это и есть Луна», подумала Айна и решила, что готова отдать этой актрисе сердце. Своё и, заодно, дагово, если одного окажется мало.

В стороне от мелового круга за столом под навесом остальные актёры беседовали и ждали своего выхода на сцену. Смеялись, обсуждали между собой реплики тех, кто развлекал сейчас людей, придумывали дальнейший сюжет, который за две минуты успевал поменяться раз пять или шесть. Положив на колени маски, у кого они, конечно же, были и подобрав рукава одеяний, перемещали в желудок различные закуски и выпивку. Мышку и Моряков приветствовали одобрительными возгласами. Дага снабдили едой и выпивкой, в виде двух непочатых бочонков, и отправили в окошко, расположенное над палубой нарисованного корабля.

- Театр - это потрясающе, - пришёптывая и картавя, рассказывал Айне дедушка-«Поэт» в шляпе-котелке с колокольчиками, лихо сдвинутой на затылок. На шее у него висела чёрно-белая полумаска, которую он прятал под жиденькой бородкой. - Я уже в который раз претворяюсь гостем города, хотя живу здесь настолько давно, что все эти годы можно запаковать в деревянные ящики и продавать, как яблоки. Кажется, тогда и город был меньше, не город даже, а – тьфу! – деревушка, плюнуть и растереть. Так вот, о чём это я… А! Главное, одеться попричудливее, сделать посложнее лицо и повосторженнее глаза. Ещё можно разевать рот, вроде как всему удивляешься. У вас, миледи, это хорошо выходит… Мне кажется, Привратник меня уже давно узнаёт, но всё равно отправляет в правую дверь. Даже подмигивает иногда, мерзавец… А Костюмнику наплевать, если брат пропустил, значит, всё нормально. А я давно знаю эту парочку. Они братья, хотя на свете не сыщешь двух более непохожих друг на друга людей…

Айна уже не слушала. Она смотрела в противоположный конец стола, на замотанную в цветастую шаль фигуру. Завитые рога, узоры на маске, вытянутый в ухмылке, неуклюже намалеванный рот. В прорезях для глаз ворочаются влажные тени.

- Кто это? Там, за тем концом стола?

- А, это Вор. Мы с ним уже договорились, в начале второго акта он попытается сбить луну камнем.

- Вы его знаете?

- Конечно же, нет, - старик смеётся, - второй раз в театр из актёров, пожалуй, не приходит никто. Это же такое сильное потрясение, многим и одного раза хватает выше головы. Хотя, бывают бродяжки, которые, чтобы забесплатно поесть и попить, готовы примерить любые маски и приходят к нам во второй, и в третий раз. Но играют они настолько скверно, что Привратник видит таких, когда они выворачивают из-за угла на дальнем конце улицы. Как бельмо на собственном глазу.

Смеётся, кашляя в кулак.

- Почему он не снимает маску? – Айна гнула своё.

- Может быть, стесняется. Кто его знает? Может, в его родной стране не принято есть при других людях. Если хочешь быть здоров, ешь один и в тесноте, знаете такую пословицу?..

Весь спектакль Айна не отрывала взгляда от Вора, так что Мышь вышла из неё весьма посредственная. Зато из Дага получилась отменная толпа морских разбойников, разношёрстная, галдящая, невозмутимо-бесстрашная и вечно таскающая за собой бочонок с вином.                         

После спектакля Вор, благополучно, кстати, утащивший Луну, выскочил на улицу. Когда Айна выскочила следом, даже камни, у которых, как известно, короткая память, а у городских камней ещё короче – это что же, каждую бредущую по утру к масляной лавке клушу запоминать? – уже забыли его следы. Зрители стали расходиться по домам. Хлопали ставни – жители готовились к ночи, и сразу же над крышами начинал клубиться дымок, пахнущий очагом. Где-то кричал разносчик молока.

- Мадам Мышка, верните платье! – орал за спиной выглядывающий из своей норы и косившийся на темнеющее небо Костюмник.

-  Какой шустрый, – возмутилась Айна. – Даже в театре успел поиграть. Нет бы сидеть в тёмном углу и дрожать, пока мы его тут вовсю ищем. Так нет… Ну что ты опять куришь? Нам нужно его поймать.

 - Пожалуй, - согласился Даг. Он уже успел скинуть «доспехи» – Ты так и не вспомнила, что мы должны у него отнять обратно?

Айна открыла было рот, чтобы ответить, что мол, нет, не вспомнила, но нужно сначала отобрать эту самую маску. Чтоб, значит, неповадно было, а дальше посмотрим. И тут же закрыла, потому что Даг вдруг поднялся на цыпочки, сделал пару неуверенных шагов, раздвинув руки. И застыл, вытянувшись, точно суслик, высматривающий хищника. Он тянулся и тянулся вверх. Айна опустила глаза и увидела, как истончаются под штанинами ноги, превращаясь в волчьи лапы. Даг уже раскачивается на уровне крыш, хватаясь за пролетающих ворон, чтобы не упасть, а вот его уже нет, и только тень некоторое время лежала под ногами, кося под тень от фонарного столба. Наконец, пропала и она.

Толпа, важно и лениво выползавшая под сумерки, куда-то исчезла. За спиной ахнули и робко попросили:

- Ну хоть вы, мадам, не исчезайте. Отдайте, пожалуйста, плащик. Мне ещё Кролика как-то завтра одевать.  

 

Дага она нашла на Улице Многих Ног, рассматривающим демона в маске. Айна уже на подходе почувствовала досаду, ибо демон был нарисован на стене, там, где она его вчера оставила.

- Не догнал?

- Почему? Догнал. Вот он. Просто слился с твоими каляками.

Она попинала стену, задумчиво потёрла пальцем картинку, растирая мел на одном из рогов, ожидая, пока сознание вздумает, наконец, удивиться. Нет, ничего. Пустота. Неправильному театру оно удивлялось и то сильнее.

- Какое представление ты там устроил. Бу! И нету.

- Меня? – довольно равнодушно спросил Даг. Он грыз яблоко, откусывая мякоть с красного бока и пренебрегая жёлтым. Бывшего владельца яблока нигде не было видно. Если оно появилось у Дага, значит, у кого-то оно пропало, верно?..

- Мне показалось, что всех этих людей посдувало с улиц чуть ли не раньше его начала. Представления.

- А.

Даг смачно жевал, сок брызгал ему на подбородок.

- Я могу казаться не только человеком. Человеком просто легче, и гораздо приятнее. А это был ветер. Не очень-то приятно, когда тобой помыкают какие-то кусты, но зато он есть везде и всюду. На то и ветер. Иногда злой и явный, иногда едва слышный и лукавый. И без представления тут бы ничего не получилось, какой бы он ни был, он любит, когда на него обращают внимание.

Айна собралась было удивиться, но снова не смогла.

- Что нам теперь делать с этим? Может, просто смыть. Где здесь можно взять воду?

- Если хочешь больше никогда не увидеть то, что у тебя украли, то можешь одолжить в любом окне ведро воды.                  

- Как это – не увидеть?

- Ну, может быть, не услышать, - милостиво согласился Даг. – Откуда я знаю, каким органом чувств ты это ощущала…. Впрочем, как я понял, ты и сама не больно-то знаешь. Всё дело в том, что наверняка вместе с рисунком ты смоешь своё драгоценное нечто. Мы просто оставим всё как есть и пойдём гулять дальше.

- А если его кто-нибудь испортит? Или пойдёт дождь?

- Не волнуйся. Смотри, какие яркие цвета? Совсем не выцвели. Думаю, он где-то раздобыл мелки и обвел себя пару лишних раз.

- Хорошо. Что мне делать дальше?

- Не знаю. Найдём нашего проводника, пусть приведёт нас куда-нибудь ещё. А потом, может быть, будет дождь.

Цепеша нигде не было видно. Айна вспоминала, как приняла его сначала за мальчишку, и смущённо улыбалась себе под нос. И они искали его, неспешно шагая навстречу надвигающейся от городских ворот ночи, сворачивая то туда, то сюда. Так делают, когда не знают точно, где обронили то, что ищут.

- Где этот мальчишка? - буркнул Даг.        

 

Цепеш появился внезапно и неизвестно откуда, и сразу же повел их на экскурсию. Они вошли в куполообразное здание.

Внутри всё дышало древностью, она сразу же пропитала волосы, оставила на гортани сухой отпечаток. Стены по самый потолок в надписях и рисунках. Над головой - круглый купол и, когда смотришь наверх, появлялось ощущение, что находишься внутри огромного яйца. В центре – бассейн с очень прозрачной водой, вокруг которого находилось несколько скамеек. В стене - круглое окошко, через которое внутрь проникали скудные лучи света, около которого располагалась огромная шестерня, наполовину утопленная в пол и проворачивающаяся там с надменным величием.

- Считается, что эта шестерёнка вращает время, - сказал Цепеш и многозначительно замолк.

 Приглядевшись, Айна заметила невысокого смешного мужичка, который, повесив на плечи грандиозные усы и заломив набок пурпурную шапочку, вращал её, налегая на потёртую ручку. Красные парадные одеяния хрустели и шли складками, узор их менялся при каждом его движении. Мужчина был исполнен значительности, а стражам в красной форме, стоящим у входа с начищенными до блеска пиками, можно было вешать на грудь таблички – Сэр Важность Первый и Сэр Важность Второй. Вернее, просто «Сэр Важность» - каждому, потому как невозможно определить, кто из них важнее другого.

- Это общегородская повинность. Каждый, достигший совершеннолетия, мужчина с нетерпением ждёт, когда до него дойдёт очередь крутить время.

- А где можно посмотреть время? – Айна крутила головой, ожидая увидеть хоть какие-нибудь часы – с песком внутри, указывающие время тенью от солнца, часы, работающие от пара и пыхтящие, как ветряная мельница. Всё что угодно.

- Да вот же оно, - Цепеш нетерпеливо ткнул пальцем в круглое оконце. Там, в доме через улочку, за отдёрнутыми шторами, подслеповато щурясь, читал толстую книгу седовласый старик.

- Это не Время. Это такой бойкий старичок… Поэт, кажется. Мы его сегодня видели в театре.

-  Каждый день, в Час Пуховой Послеобеденной Подушки, Старик Время читает Новости. Утром, ровно в Час Сонных, он варит себе кофе. В Час Нечаянных Слов, и не минутой позже, он идёт к Старому Опиму за булкой хлеба, всегда горячего и свежего. За четверть до Часа Строгих Правил прогуливается по Улице Потерянных Вещей до Улицы с Тремя Именами. За тридцать одну секунду до Часа Всех Змей он приходит сюда и разговаривает с чучелом тритона, вон тем, что на полке справа от окна…. И так далее, и так далее. Поэтому и время спектаклей никому не приходило в голову менять. Ничего не меняется уже не одно столетие. Наши летописцы давно не упоминают о нём в своих летописях, поскольку каждый малыш знает о Старике Времени. Расписание целиком вы можете почитать вон там, на стене, - с неожиданно сварливой интонацией закончил Цепеш и скрестил на груди руки.

- Это занятно, - подал голос Даг. – Я часто задумывался о том, что же такое время. Но ни разу не смог решить окончательно. Потому что всё это очень сложно. Кто знает, к чему бы привели меня мои мысли. Но теперь всё ясно.

Он приник к окошку, рассматривая старика.

- А мне – не ясно ничего, - Айна почему-то рассердилась на проводника за этот откровенный бред. - И поэтому вы тут крутите своё чёртово колесо?

- И днём и ночью. На самом деле никто доподлинно не знает, есть ли связь между Стариком Время и этой шестернёй, а его спросить мы, откровенно говоря, не решаемся.

- А что случится, если она остановится? – заинтересовался Даг.

- Этого никто не проверял, - серьёзно ответил проводник. - Все боятся.

 

Когда, зевая и шаркая по мозаике тротуара (стараясь наступать на зелёные камешки!), в город приходила ночь, жители выходили с лучинами чтобы зажечь свои фонарики. У каждой семьи был такой фонарь. Считалось, что если ночью он не горит, то солнце не будет светить для домочадцев. Они шли по такой освещенной улице. Даг иногда отращивал хвост и уши, или на какое-то мгновение менял голову на волчью. Его время подходило, но превращаться полностью ему было лень.

- На что ты всё время смотришь? – вдруг спросил он.

Айна от неожиданности остановилась.

- А?

Даг взял её за плечи и повернул лицом к себе.

- Ты здесь, но глаза твои далеко, как будто их унесли вороны. Там отражается что-то, чего здесь нет. Разыгрываются какие-то сценки. Как в театре, в котором мы играли днём. Пьесы.

Айна засмеялась.

- Как красиво говоришь. Это всё мой магазин. Я думаю, как я его обставлю, как развешу под потолком пучки цветов и расставлю на  полках свои книги. Повешу вывеску, где будет Кот, Жующий Траву. С таким глупым-глупым выражением на морде…. Настолько нелепый логотип, что от клиентов не будет отбоя. Вот увидишь.

- Не увижу.

- Да, наверное, не увидишь, - Айна опустила глаза. - Не будешь же ты ловить мышей по подворотням, в то время как я буду стариться, толстеть и рожать детей.   А не хочешь подработать продавцом за стойкой? Я буду продавать ещё и табак.

- Зайду в гости, когда ты будешь старой и толстой, и с пятнадцатью детьми. Обещай откладывать мне по щепотке табака в день.

- Обещаю… ой. Ты же не зайдёшь.

- Нет, конечно. Кто знает, на каком лоскуте земли я буду, когда о тебе вспомню. Подумаю – а хорошо бы к ней зайти. И снова забуду.

- Да. Ну ладно. А мне здесь нравится! Посмотри на эти мосты. На фонарики. И реку. Правда кажется, что она светится изнутри? И вообще – всё! Кажется, что мы живём на морском дне. У меня здесь будет любимое дело.   

 

«Дело» произнесла Айна в потолок, очнувшись под пуховым одеялом в облаке волос на подушке. Вот тебе и ночная прогулка. А как там всё-таки было хорошо, бродить, заглядывать в окна, где, как звёзды, зажигались масляные лампы, нюхать посвежевший воздух.

Пожалуй, в Хлои я хотела бы жить, подумала она, и прислушалась, как звучит эта фраза. Покатала на языке каждое слово. Получается, что их с Дагом совместное путешествие подошло к концу. Пара десятков дней, узелок, в который завязались две нитки, завязались, чтобы разойтись потом вновь, каждая по своим делам. Кто-то будет змейкой тянуться навстречу сквозняку к окну, кто-то в тень под тёплое кресло.

Подумав об этом, Айна почему-то рассердилась на себя, на весь мир разом и на своего компаньона в частности. Ну какая, в конце концов, от него польза? Без конца курит, даже, кажется, кое-какие полезные травки. Листья смородины пропали. Не ахти какая ценность, но чай из них выходил отменный. Гоняет в высокой траве полевых демонов, а потом самозабвенно храпит, пока они дёргают из хвоста лошади волоски и потрошат её любимое пуховое одеяло. Воняет псиной и привлекает любопытных ворон …. Вот же ж угораздило связаться….

Всё, отпустило. Зато он приносил ей в постель хлеб с ветчиной.

Вторая кровать пустовала. Даг отправился на обычную ночную охоту, бросив поверх одеяла куртку. Должно быть, за мышами. А может, за большим и похожим на сардельку рыжим котом хозяина гостиницы.       

Истории, вроде той, в которую угораздило ей вляпаться, не кончаются так быстро. Будь она начинающей сказочницей, как Нора, она бы написала много-много сказок об их приключениях. Но сейчас, пожалуй, другое дело. Сейчас вокруг жизнь, суровая и страшная тётка, тянет зябким сквозняком из-под ставень. Пахнет застарелой грязью из-под кровати. В ней нужно уметь найти свою норку, как можно уютнее и теплее всех, что попадались тебе до этого. И собственный магазин, подумать только, целый дом с обжитым вторым этажом! – её норка, такая, о которой она не могла и мечтать прошлой осенью, когда мир вокруг качался на сонных волнах при полном штиле, а штормом даже и не пахло.

Да. Она останется среди этих смешных разноцветных фонариков до конца жизни. И демоны с ним, с похищенным неизвестно чем, всё равно оно останется под боком, на одной из стен Улицы Многих Ног. А если понадобится, она перерисует его поближе.

Завтра же утром она пойдёт к продавцу кошек и отдаст ему свою лошадь. Вместе с телегой, если он пожелает.

Успокоенная, Айна повернулась на другой бок и долго ворочалась в ожидании сна.

Гораздо позже вернулся Даг.

- Дождь идёт. – Он всегда чувствовал, когда она спит, а когда нет. Впрочем, иногда, когда ему было скучно, под этим предлогом и будил. Мол, у тебя веко дёрнулось, я думал, ты не спишь. Но раз всё равно разбудил, давай поговорим…

Айна села на кровати, прижимая к груди одеяло.

-  Не бойся, твою картинку не смыло. Её кто-то загородил фаянсовой ванной и набросал сверху всякого мусора. А с самого верху положил какого-то пьяного бродягу.

- Сколько времени?

Даг принялся выжимать на пол рукава рубашки.

- Еще темно. Попытайся лучше заснуть.

- Не могу. Пойдём гулять.

- К толстяку в кошачьем магазине? По-моему, ещё слишком рано.

Айна даже не стала удивляться, как он точно угадал её обкатанные бессонницей, словно голышки, мысли. Наверное, слишком громко стучали у неё в голове…

- Нет. Ты помнишь место, где мы были вчера вечером?

- Решила уточнить Время у него самого? – Даг самодовольно приглаживал торчащие волосы и при взгляде на него во рту становилось приторно. Видно, повезло поймать на чердаке голубя. – Отличная идея. А вдруг оно называется совсем не так, как мы привыкли его называть? Уверен, никто из этих сухарей до этого не додумался.

Айна баюкала внутри себя проснувшуюся мигрень. Она вдруг очень чётко услышала стук дождевых капель. Скоро здесь будет море и всё вокруг будет сине-зелёным, а в волосах поселятся стаи крошечных рыбок…

- Дедушку беспокоить не будем, у него же график. Отвернись, я оденусь… Может быть, немного попугаем индюков в красном.

- Как скажешь, - Даг пробирался к куртке. – Во всяком случае, это гораздо интереснее, чем спать.

 

Стражи умиротворенно храпели, склонив на плечи головы и побросав пики. Третий, адепт красной панамки, самозабвенно наматывал на зубчики минуты и секунды – а попробуй-ка тут не поработай, ежели хочешь встретить завтра - и мурлыкал под нос какую-то задорную песенку. В этот раз совсем молодой парнишка, красная роба была ему велика и сползала с плеч, обнажая тонкие ключицы.

Они стояли вдвоём на деревянном ящике и смотрели внутрь помещения, приникнув к круглому окошку. Айна набросила капюшон. Дага, похоже, затекающая за шиворот вода не беспокоила. За спиной теплился свет – старик Время против ожиданий не спал, а листал книжку, запивая жидкими чёрными зёрнами из кружки. Айна пихнула товарища локтем.

- Представь, если бы оказалось, что Время неграмотен. Это же ужас!

- Где ужас?

- А, я и забыла, с кем шатаюсь по миру. Если бы Время не умел читать и считать хотя бы до десяти.

- А.

Он вновь повернулся к работающему пареньку.

- Ты хочешь её остановить?

- Вроде того, - сказала Айна, пьянея от крутящихся в голове мыслей. Я покажу тебе, как только проберёмся внутрь. У меня этот городишко, видишь ли, кое-что свистнул.

- Мне показалось, ты не поверила, когда Цепеш рассказывал про время. У тебя было такое лицо…

Он показал.

- Неправда! – Ужаснулась девушка. – Такое лицо у меня не может быть ни при каких обстоятельствах. Убери его немедленно… вот так. Я до сих пор не верю.

Даг кивнул, словно такого ответа и ждал. Сказал.

- Я могу их просто съесть.

- Всех троих? – ужаснулась Айна.

- Всех троих будет сложно. Двоих, а одному отгрызть голову. Мне не нравятся их пуговицы. Я их все не переварю.

- Обойдёмся без отгрызенных голов, хорошо?

- Как скажешь. Тогда можешь напускать туда какого-нибудь сонного дыма.

- Очень сыро. И до рассвета у нас совсем мало времени. И дверь наверняка заперта изнутри. Всё против меня, - она надула губы, злясь на дождь, на Дага, который, видите ли, не переваривает пуговицы.

- А знаешь что? - в глазах, где до этого был только густо замешанный дождь, вдруг сверкнул живой огонёк.

- Давай лучше я тебе расскажу, как я научилась рисовать такие странные картинки мелом.

Некоторое время спустя, на пузатом боку круглого строения, макаемого в грязную сырость переулка, как пряник в варенье, рядом с одной дверью появилась другая. Небрежно нарисованная мелом.

- Представь, что это самое нелепое, что ты делал в своей жизни – входить куда-то через нарисованную дверь, - говорила Айна, приблизив губы к самому уху Дага. - И входи.

Она потянула за нарисованную ручку, увлекая за собой часть стены.

- Если ты считаешь, что нарисованная дверь должна открываться со скрипом, то заблуждаешься, - насмешливо и очень-очень серьёзно зашептали у другого уха, когда Даг нагнулся, чтобы ступить внутрь.

Парнишка подавился песенкой, но ручку крутить не перестал. Наоборот, налёг ещё сильнее, словно таким образом надеялся уехать верхом на механизме подальше от странных гостей.

- Никому не положено видеть мои Чудеса! – сердито воскликнул голосок где-то за спиной Дага. Слишком тонкий, чтобы принадлежать взрослой женщине. Кто-то – Айна? - для внушительности топнул ногой, и парнишка, закатив глаза, кулем свалился на пол. Бравые стражники, которые сначала, спотыкаясь друг об друга, с полными ужаса глазами бросились отпирать настоящую дверь, последовали его примеру.

- Вот так каждый раз, - Айна надула губы. – Хочешь показать кому-нибудь, как скачет по стенке нарисованная тобой лошадь, а тут – не положено. Не положено, и всё тут. Обидно до ужаса.

- А что с ними?

- Ничегошеньки. Просто спят, к утру даже не вспомнят о нас. Хотя, у них, наверняка, будет целый ворох других проблем. Как бы не повесили бедняг.

- Знаешь, мне на секунду показалось, что ты куда-то исчезла.

- Правильно, исчезла. Это была Айна-Из-Детства, которая умела рисовать все эти картинки. Я же тебе рассказывала.

- Что рассказывала?

- Про своё детство. Ты… - она запнулась, полными безнадёжности глазами поглядела на Дага. - Ты и правда не помнишь?

- Ты собиралась рассказать. А потом… - он наморщил лоб, вспоминая, что было перед тем, как рука с мелком заскользила по влажной стене. Дверь, кстати, уже закрылась и полностью слилась со стеной.

- Ну вот, видишь? – сказала Айна и повторила: - Так всегда. Поэтому родители мне не верили. Чудеса.

- Чудеса, - подтвердил Даг, как будто эти «чудеса» уже в порядке вещей. Заметил для себя: - Она пахла мёдом и мятой, Та, что рисовала дверь. Очень приятно… Я почему-то не бухнулся смотреть сны, как вон те вон.

- Тебя она как-то потерпела, но это исключение. Просто, наверное, не было выхода…. Слушай, я никогда не встречала таких, как ты. Я сама еле на ногах держусь от страха, а он… а он... – Айна махнула рукой, не в силах выразить всё это словами. - Что там дедушка?

Даг посмотрел в окошко.

- Задул свечку и, должно быть, пошёл спать.

Айна закрыла глаза, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

- Ага. Теперь скажи мне, что хотя бы часть этой легенды о шестерёнке времени – правда. Как можешь. А ты можешь, по всякому, я знаю… Мне очень нужно в это поверить.

- А рожи корчить?

- Будь добр. С самым страшным лицом, самым страшным голосом, закатывая глаза и заламывая руки. Хотя, пожалуй, не переигрывай. А то не поверю.

Даг сказал. Потом прибавил:

-  У меня был приятель в устье реки До-Хох-Ай, на востоке, там, где она устаёт метаться эхом среди похожих на торчащие из земли огрызки костей кусков скал и, вдруг, начинает спокойно течь. Точнее, я его привык так называть - приятель. Он меня, возможно, называл как-то по другому. Или вообще никак не называл, просто предпочитал не замечать. А я прибегал, умещал свой хвост под огрызок скалы, чтобы не намок, и подолгу смотрел, как он наполняет мои следы мутной водой. Никто не знал его имени и он был сам по себе – шуршащий в камышах своим гибким хвостом и гоняющий тучи комаров, смотрящий из прореженной венами ручейков земли глазными яблоками, похожими на бутоны болотных лилий. Когда он выдыхал, вокруг становилось зелено от кузнечиков, которые потом разбредались по окрестным полям.

Я слышал легенды о нём от местных жителей. Их слагали женщины, отправляющиеся за водой к реке и замечающие, иногда, как из-под воды на них смотрит и ворочается в своей глазной чаше огромное буркало. Рассказывались они редко и с постной миной, потому что легенды были так себе, ну что это за чудовище, действительно – девок не ворует, на амбары набеги не совершает. Срамота, а не чудище. А те же девки наверняка видели никакой не глаз, а бутон болотной лилии…

И слышал от своего приятеля легенды о нелепых существах на двух конечностях, тонких, как ивовые прутики, которые иногда приходили к нему с бадьями и уносили по каплям реки. Он считал, что они ему снятся и очень потешался - мол, представь, если бы такие уродцы на самом деле существовали на земле, ходили вокруг, втыкая в землю свои тонкие ноги.

Вот и всё.

Он загадочно замолк, полоща в бассейне ладони. Айна рассмеялась, баюкая в горле комок дрожи и страха.

- Спасибо. Одна из твоих непонятных телег была мне сейчас необходима. Теперь я могу с лёгким сердцем ставить опыты над временем.

Она взялась за ручку, посмотрела на спутника огромными глазами, полными страха и тёмно-зелёной морской воды. И начала вращать её – в обратную сторону.

 

 © Copyright: Дмитрий Ахметшин, 2011